Я (не) согласна

— А во-вторых… — я отчаянно покраснела, но продолжила. — Вы ведь знаете мой секрет. Я всё же женщина, а у женщин организм устроен по-другому. В саквояже крайне необходимые мне вещи.

Дамир нахмурил брови и наморщил лоб. Было видно, что он не понимает.

— На случай женских дел, — сжалилась я над ним.

Краснеющий Дамир — зрелище восхитительное. У него даже уши заалели.

— Я понял, — пробормотал он. — Ты в случае чего сообщай, что тебе нужен выходной, ладно? Ты вообще очень выносливая… выносливый. Талли совсем за мной не успевал. Я привык, что он меня всё время притормаживал, если уставал. А ты молчишь — я и забываю, что тебе нужен отдых или там свободное время.

— Кстати, неизвестно, что будет дальше с вашим секретарем? — с облегчением перевела я тему. — Возьмете его на службу, когда он поправится?

— Талли со мной почти шесть лет, — кивнул Дамир. — Разумеется, он вернется ко мне. Пока будет работать в столице, а там поглядим. Признаться честно, с тобой ездить интереснее. Ты похож на меня — такой же дурной на голову.

— Вот спасибо! — ухмыльнулась я. — Давно мне таких комплиментов не делали!

Мужчина вдруг взглянул на меня острым взглядом, собираясь что-то сказать, но передумал. Меня же от его потемневших глаз бросило в жар. Так и ехали дальше молча: он смотрел на меня, я смущенно ерзала. Попыталась дремать, но сразу подскочила: Дамир вытянул длинные ноги и коснулся моих голых лодыжек — наверняка специально, чтобы поддразнить. Потянулся, распустил ворот рубахи, расслаблено запрокинул львиную голову. Я сквозь ресницы наблюдала за ним, испытывая от этого странное удовольствие. Вот он поднял руку и взъерошил светлые волосы, которые давно нуждались в стрижке, а я словно ощущала их гладкость своими пальцами. Снова посмотрел на меня, закинул ногу на ногу, одернул рубаху, устало уронил руки на колени.

В карете душно, по моей шее стекают струйки пота. Я вытираю их ладонью, отчего глаза Дамира вновь темнеют, а губы сжимаются. От его странного взгляда во рту пересыхает, и я невольно облизываю губы. Дамир сдается и закрывает глаза.

Глава 22. Для чего монастырю кони

Монастырь Пресветлой матери был не менее монументален, чем Рыбацкий собор — я подозреваю, что их строил один и тот же архитектор. Стены здесь настолько толстые, что поверх них выстроена галерея, крытая бревенчатой крышей. Это не монастырь, а самая настоящая цитадель. Зачем такая крепость женской обители — понятия не имею, но полагаю, что в случае нападения она запросто вместит в себя всех жителей окрестных сел. Вот только Славск в центральной части государства, и войн здесь отродясь не было.

— Если нас не пустят за ворота, я переодену тебя в женщину, — шутит Дамир, толкая меня в бок.

— Я бы на вашем месте опасался, что нас не выпустят, — острю в ответ я. — Вас особенно. Здесь, должно быть, толпа женщин, соскучившихся по мужской ласке.

— Тьфу на тебя, озабоченный, — фыркнул кнес Ольхов. — Впрочем, не удивительно, в твоем возрасте все мысли только об одном.

— А вот и нет, — не осталась в долгу я. — Я вообще монах: с женщинами ни-ни. Они мне противны.

— А мужчины? — низко склонился к моему уху Дамир. — Мужчины не противны?

— Мне степняки нравятся, — шепнула в ответ я. — Красивые степняки.

Как я и ожидала, он тут же отодвинулся и гневно засопел. Всё же ревнует? Или я мечтаю о глупостях? Мне хочется нравиться Дамиру. Мне хочется… быть его женой. Мне хочется, чтобы он не смотрел на других женщин.

Дамир уверено стучит колотушкой в большие деревянные ворота. Стучит громко и с явным удовольствием: ворота здесь выдержат таран, не то, что небольшой молоточек.

— Что нужно? — неприветливо спрашивает лицо неопределенного пола, выглядывая в маленькое окошечко.

— Финансовая инспекция, — радостно сообщает блондин, едва ли не потирая руки от нетерпения.

Нам, разумеется, не рады, но и препятствий не чинят. Открывают ворота, впускают внутрь, внимательно рассматривают перстень Дамира, на синем камне которого вырезан специальный знак. Я, не обращая внимания на толстую женщину в черном балахоне (это по летней-то жаре!), верчу головой: очень интересно, чем славский монастырь Пресветлой отличается от галлийского.

Двор здесь широк и чисто выметен, камнем не мощен, вокруг красивого здания с высоким крыльцом и острой крышей цветочки и кусты всякие. Монастырь? Я вас умоляю — это усадьба кнесова, как минимум. Монашки здесь, видимо, сладко живут. Вон же и пруд виднеется, и сад рядом с ним, где можно на ветках крошечные яблочки разглядеть. Государство внутри государства, не иначе. Мне очень хочется залезть на колокольню — наверное, вид оттуда будет феерический, и Славск, и Волок, и поля окрестные видны будут как на ладони.