Он задирает юбку и сжимает мои бедра между своих ног.
Его рука рывком сдергивает панталоны и ласково проводит по ягодицам. Я, заподозрив неладное, принимаюсь ерзать и вырываться, но он держит крепко. Он вообще сильный и здоровый — на такую маленькую и хрупкую меня!
— Раз!
Звонкий шлепок обжег мое тело, я взвизгнула скорее от возмущения и обиды, чем от боли.
Меня никогда не били: матушка, конечно, могла влепить пощечину — но ничего более, а отец и вовсе никогда руку не поднимал.
— Два!
Второй удар был таким же звонким и обжигающим, как и первым. Дар меня не щадил — бил хоть и не в полную силу, но больно. Слёзы навернулись на глаза, впрочем, вовсе не от боли, а от злости и обиды. Еще удар, еще. Я уже выла в голос, даже не пытаясь сдерживаться.
— Десять! Хватит с тебя!
Меня столкнули с колен. Слёзы текли ручьем, ноги подкашивались, избитый зад горел огнем. Меня всю трясло.
— Ненавижу тебя! — выкрикнула я, поправляя подол. — Ууу, ненавижу!
Больше ничего в голову не шло. Самое гадкое, что спрятаться в уголок и поплакать никак — комната у нас одна на двоих, и постель одна на двоих. Сидеть я не могла, поэтому упала на кровать и уткнулась лицом в подушку, приглушая яростные вопли и рычание. Не сразу я поняла, что Дар никуда не ушел, а сидит рядом и ласково гладит меня по спине.
Я дернула плечом, упрямо сбрасывая его ладонь, и отодвинулась к стенке. Не надо меня больше трогать — никогда! Дар с тяжелым вздохом снял с меня ботиночки — я бы и хотела его лягнуть, но не стала — ну его, этого безумца! Он, оказывается, дерется! Потом он лег рядом, силой развернул меня на бок к себе лицом и прижал к груди, отчего я еще больше разревелась. Я совершенно не понимала, как он может сначала меня целовать, потом бить, а потом делать вид, что всё в порядке.
— Стефа, — прошептал он мне в волосы. — Злись сколько хочешь. Можешь вообще меня ненавидеть всю жизнь (я замычала ему в рубашку), только если я еще раз узнаю, что ты подвергла себя опасности, то снова отлуплю. Я тебя очень люблю, Стефа.
Что-о-о? От удивления я даже голову подняла и в глаза ему заглянула. Он смотрел на меня, хмурясь. Между бровей — усталая складка, которую мне немедленно захотелось разгладить пальцами.
— Ну что ты смотришь на меня? Люблю. Сама ведь знаешь. С ума по тебе схожу, еще с того времени, как ты Стёпой была, — кажется, Дара прорвало на откровения. — Я жениться хотел на тебе еще тогда. Думал — как-нибудь договорюсь с Браенгом, не совсем же он зверь! Думал, заберу тебя себе, чтобы никто не посмел тебя обидеть.
— И как, договорился? — хрипло спросила я, забыв про отбитый зад.
— Это не человек, а каменная глыба! Он на каждый аргумент находит десяток, а потом вдруг получается так, что ты выглядишь в своих же глазах сопливым мальчишкой, не умеющим держать слово.
— Просто я очень хотела за тебя замуж, — тихо призналась я, снова приникая к его груди, теперь уже добровольно. — А ты упрямился, и я волновалась. А ты потом и вовсе меня не узнал.
— Я не хотел даже смотреть, — прошептал Дар. — Мне было совершенно не важно, какая у меня жена — я знал, что не хочу с ней быть. Слишком зол был. А когда понял, что это ты — еще больше разозлился. Думал, ты посмеялась надо мной. Знаешь, как больно, когда любимая женщина над тобой смеется? Я тогда тебя просто ненавидел. А потом, когда твоя дура-служанка принялась приставать, а ты это увидела и стояла такая одинокая… Я чуть не придушил гадину.
— А потом? — с любопытством спросила я, водя пальцем по груди Дара.
Злость ушла, и после его слов я всё понимала. Если и в самом деле любит… он волновался. Я была не права, я и сама знала это. Он жмурился как кот от моей нехитрой ласки.
— А потом ты сказала, что брачная ночь неизбежна, и я чуть тебя прямо там… не сделал женой. Не знаю, как и сдержался. Решил, что накажу тебя, сделаю больно… А у меня руки затряслись, когда я только коснулся тебя.
— Мне не было больно, — моя рука скользнула под ткань рубахи на его живот.
— Я не смог. Ты была такая испуганная, такая красивая, что я себя подлецом чувствовал.
— Но всё же недостаточно подлецом, чтобы уйти, да?
— С ума сошла? Как это уйти? У меня в объятьях женщина, которую я полгода представляю, когда… В общем, представляю. Отказаться от нее? Я что, дурак?
Ох, как же мне приятно это слышать! Так приятно, что подозрительно: не пытается ли он меня задобрить? Тем временем мои руки сами собой — независимо от разума — наглаживали его тело, дергали за упругие волоски на животе, царапали бок (который верхний), а Дар дышал как-то прерывисто и иногда втягивал воздух сквозь зубы, но не сопротивлялся. Приблизившись, прикоснулась губами к ключице, потерлась носом о шею, вдыхая его запах.
— Сте-е-ефа, не надо, — дернулся он. — Или ты мне мстишь?
— Кто, я? — всё, что мне сейчас хотелось — это продолжать исследовать его непонятную реакцию на мои прикосновения. — Мщу. За всё. А ты как думал?
— У тебя зад болит.
— И что? Ты считаешь, что это меня остановит?
— Надеюсь, что нет. Ты у меня выносливый мальчик, да?
— Не смешно.