Я не вижу твоего лица

- Милый Эдик, - начала я, медленно приближаясь  к плачущей и воркующей разноцветной куче. – Смотри не обкакайся от натуги. И запомни, на твою силу всегда найдётся другая сила, так что думай своими немногочисленными мозгами, прежде чем причинять боль другому человеку. А теперь, забирай свою мамочку и катись домой.

- Я это так не оставлю! – Аида вскочила, схватив на руки ребёнка, и выбежала из комнаты.

Воцарилась тишина, лишь сонно, лениво чирикали за окном птахи. Полдень, природа отдыхала, набиралась сил перед закатом, чтобы вновь засиять яркими красками, насытить воздух ароматами цветов и листвы, наполнить пространство звуками, стрекотом цикад, шуршанием ветра, разноголосым птичьим гомоном.

Моя жизнь рушилась уже в который раз. Но сейчас это происходило в золотых лучах полуденного солнца, под аккомпанемент ленивого попискивания пичуг. Ах! Лучше бы буря, или холодный унылый дождь. Такая погода как нельзя верно  подошла бы моему душевному состоянию.

- Что это было?- раздельно проговорил Давид. Сколько раздражения было в его голосе, сколько неприязни! Мы чужие, нужно это принять, нужно вобрать в себя это состояние отчуждённости, отверженности и будет легче.

- Надоело, мне просто надоело их присутствие.

Чуть не сказала: «В нашем доме», но вовремя осеклась. Это его дом, не мой.

- Надоело их появление в любое время суток, безобразное поведение этого ребёнка, надоела Аида, всем видом показывающая, что она тут хозяйка. Меня достали унижения со стороны вашей дружной семейки. Ты же психолог, ты должен видеть,  но не видишь, или стараешься не замечать, насколько мне некомфортно.

- Алёна, - Давид обратился ко мне, как обращаются к слабоумным детям, устало, снисходительно, но с долей строгости. – Не накручивай пожалуйста. Я не могу всегда принадлежать тебе и только тебе. Я – свободная личность, у которой есть и другие социальные связи, друзья, родственники. Аида - мой друг, а Эдуард – мой сын, других детей у меня не будет.  Ты хочешь, чтобы я отказался от собственного ребёнка?

Ударил по больному, по самому неприкосновенному, по самому хрупкому. Я на миг задохнулась от возмущения и обиды, ловила ртом воздух, не зная, что сказать. Мысли никак не хотели обрекаться в слова, лишь ускользали юркими резвыми рыбёшками, дразня и насмехаясь. А с другой стороны, имею ли я право что-то требовать? Аида родила сына и ещё с   десяток сыновей и дочерей родит, если захочет. А что смогу дать я? Свою кошачью нежность, свою преданность? Вот, только нужна ли она ему? Какого жить с женщиной, пустой, словно пластиковая бутылка и знать, что в твоём доме никогда не прозвучит детского смеха, никто не назовёт тебя отцом? Наверняка женщина-бутылка начнёт раздражать, станет противной, а близость с ней – ненужной тратой времени, глупым фарсом, ведь не даст эта близость плодов.

- Извини, Давид, - собственный голос прозвучал незнакомо, как-то хрипло и грубо, пришлось прочистить горло, но хрипота и першение никуда не делись.- Я всё поняла, ты более чем доступно объяснил.

Не плакать! А ну, не плакать! Соберись, Аленка- курица! Возьми себя в руки! Чувство собственного достоинства – это всё, что у тебя осталось! Не потеряй его!

- Вот и славно, - Давид заметно повеселел, и даже тёплые золотистые искорки вновь заиграли в его голосе. Ну, уж нет! Наслушалась, налюбовалась! Погрелась в его жарких летних лучах, отдохнула и вперёд. В неизвестность, в безнадёгу, в одиночество! Этот мир для сильных, красивых и здоровых, а таким как ты- уродливым калекам в нём места нет! Не порть благостную картину своим жалким видом, не дави на благородные чувства, просто уйди. Уйди из жизни этого мужчины, не мешай строить ему своё счастье. Ведь он, в отличии от тебя, этого достоин.

- Подумай  над своим поведением, Алёнка, а мы с Аидой и Эдиком сходим в парк, к озеру. Поедим мороженого, покатаемся на каруселях.

Вновь меня унизили, наказали, как пятилетнего ребёнка, как будто бы мы с Эдиком одного возраста. Смешно, если бы не было так грустно и погано на душе.

Дверь за Давидом захлопнулась и скоро под окнами послышался шум его шагов. Он и вправду думает, что я буду сидеть и думать над своим поведением? Он меня считает виноватой? Правильно, Алёна и над поведением подумает, и покаянную речь напишет, и в доме уберётся и ужин с привкусом виноватости приготовит. А они вернутся весёлые, голодные, будут этот ужин жрать и о проведённом дне рассказывать.  А после, Аида по-хозяйски встанет и начнёт мыть посуду.  Ну и конечно, вечер у телевизора, купание Эдика и рассказывание ему сказки на ночь. Всё! Довольно с меня! Мне хотелось иметь нормальную семью, а не это хромое на все четыре лапы  убожество.