Именно в такую промозглую дождливую пору произошли два важных события. Первое — Лорд Бобрового Утеса, Тайвин Ланнистер, был призван в столицу, чтобы принять участие в решении каких-то насущных государственных вопросов — а сам он принял решение намного более мелкого масштаба. Тайвин Ланнистер решил взять с собой в Королевскую Гавань своего старшего сына Джейме. Второе — Тирион, младший сын Лорда Тайвина, очень сильно простудился. Мальчик часто бегал по продуваемым ветром коридорам и залам, и в итоге, все-таки слег с какой-то болезнью. Карлик почти ничего ел, только пил подаваемые мейстером снадобья и постоянно спал, иногда заходясь в приступах кашля или пребывая в бреду от высокой температуры.
Серсею болезнь младшего брата совершенно не волновала — она все еще не могла простить ему смерть их матери. Но вот отъезд Джейме был для нее настоящим ударом. Во-первых, Джейме побывает в Королевской Гавани, самом прекрасном городе всего Вестероса, посетить который — давняя мечта Серсеи, но ее отец с собой не берет. Во-вторых, ей было страшно представить свою жизнь без Джейме все то время, что он будет в столице с отцом. Они ведь еще никогда не бывали так далеко друг от друга и так долго. Ей не хотелось оставаться одной — именно об этом она и сказала Джейме как-то раз, сидя в своих покоях, куда получасом ранее зашел ее брат.
— Ты будешь не одна, Серсея, с тобой останется Тирион, — брат говорил совершенно серьезным голосом.
— Смеешься, Джейме? — девочка скривила губы и зажмурилась, словно съела очень кислую ягоду.
— А что такого? Он очень болен, а ты могла бы для приличия хотя бы сделать вид, что беспокоишься о нем, — Джейме нахмурил брови: он не любил говорить о младшем брате с сестрой. — Сходила бы к нему хоть разок, узнала как он.
— Мне плевать, как он. Я хочу, чтобы он умер, — с кипящей ненавистью в голосе, ответила Серсея.
— Да как ты можешь так говорить? Он наш брат!
— Он убил нашу мать!
— И ты правда винишь его в этом? Тирион не виноват, Серсея.
У девочки загорелись щеки от бурлящей внутри ярости, она скрестила руки на груди и фыркнула, вложив в это действие все возможное отвращение. Джейме тоже начинал злиться, но его злость никогда не достигала таких масштабов, как у сестры. Он мог лишь ответить ей слишком грубо, и все. С сестрой он никогда не мог позволить себе по-настоящему разозлиться, и уж тем более — разозлиться на нее.
— Но он жив, Джейме. Понимаешь? Жив. А наша мать — нет, — девочка произнесла с истинно валирийской сталью в голосе.
Джейме уже подумал, что и эта битва останется проиграна им, но все же решил попробовать еще раз.
— Серсея, послушай, — спокойно и почти нежно начал он, — Тирион сильно болен. Очень сильно. И вполне может быть, что твоя мечта сбудется и он умрет в ближайшие несколько дней. Неужели тебе действительно нисколько не жаль его? Неужели ты действительно хочешь, чтобы он умер вот так, не дожив всего месяц до своего пятилетия? Он же всего лишь ребенок. А ты не настолько бездушна, чтобы ничего не чувствовать по этому поводу, — во время своего монолога Джейме медленно подходил к сестре и на последней фразе рискнул взять ее ладонь в свою, для большего эффекта от своих слов.
Серсея колебалась какое-то время, но в итоге все-таки высвободила свою ладонь из рук брата и упрямо посмотрела тому в глаза, гордо вскинув подбородок. Джейме понял все и без слов. Он снова проиграл. Его сестра слишком упряма, чтобы слушать кого-то.
— Знаешь что, Серсея. Я даже рад, что уеду отсюда в Королевскую Гавань и хоть несколько месяцев смогу отдохнуть от тебя и твоей глупой ненависти к нашему младшему брату, — спокойно сказал Джейме и решительно вышел из покоев сестры, оставляя ту наедине со своим дурацким упрямством и ненавистью.
Джейме с отцом отправились в путь ранним утром на следующий же день, и брат даже не попрощался с Серсеей. Ему и самому было плохо от того, что он оставляет ее одну так надолго, даже не сказав ничего на прощание, но, с другой стороны, он понимал, что они все-таки поссорились, и если она не хочет идти на уступки, то и он больше не пойдет.
Серсея же долго не могла понять, какие чувства испытывает по отношению к поступку Джейме. Сначала, конечно, была злость. Девочка полдня проходила с горящими от ярости щеками и срывалась на каждого, кому хватало смелости приблизиться к разъяренной девятилетней Леди. Но потом злость сменилась страхом. Что, если в этот раз она так сильно разозлила Джейме, что он теперь ненавидит ее? Ненавидит и не хочет больше видеть. Что, если он решит остаться в Королевской Гавани, чтобы больше никогда не видеть сестру? В итоге оставшиеся полдня Серсея просидела в своих покоях с тяжелой тоской на сердце. А наутро она все-таки смирилась с положением дел.