Я никогда не была спокойна

Дорогая Анжелика, марксизм – это наркотик, который пробуждает спящие души, но это также и наркотик, который, если принимать его постоянно, одурманивает бодрствующие души. Это случилось с Серрати в 1917–1922 годах, это происходит с Ненни, и это, я боюсь, происходит с Сарагатом и моим старым и дорогим другом Мондольфо[597].

Слова Сальвемини беспокоят Балабанову. Марксизм – наркотик? Несмотря на американскую детоксикацию, она полностью от него не избавилась. И потом, никто не имеет права оскорблять Серрати, которого Анжелика по-прежнему считает святым. Что касается Сарагата, то она начинает относиться к нему с большим уважением. Он единственный, с кем она на «ты», она считает его лучшим теоретиком гуманитарного марксизма и самым передовым в левом антикоммунизме в Италии.

Ее первые контакты с итальянскими социалистами после войны происходят не через Сарагата, а через Джузеппе Фаравелли, это непреклонный последователь Турати и ведущий автор газеты Critica Sociale. Она познакомилась с ним через итало-американцев Антонини и Монтана. Она не знала его лично, но он стал ей «неизмеримо дорог, потому что с такой последовательностью и страстью» защищал «то благо, которое более других» дорого ее сердцу: наследие идей и автономию ИСП.

Я хотела бы быть рядом с вами не потому, что считаю, что могу повлиять на ситуацию в нашей партии больше, чем любой другой член партии, а потому, что не хочу быть в стороне в трудную минуту. Я не слишком удивлена тому, что происходит в мире, в Италии и в ИСП – никто и ничто не смогло избежать катастроф, прямым следствием которых являются войны, фашизм и большевизм. Притягательность успеха, отсутствие угрызений совести – вот преобладающий момент нашей эпохи. Неудивительно, что под явным или скрытым давлением московских ставленников некоторые наши соратники или те, кто считает себя таковыми, также увлекаются этим течением. Соратники, не знающие событий последней четверти века, которые верят в Россию, как мы верили много десятилетий назад, но… Когда я слышу, как такие товарищи, как Пертини, к которому я отношусь с глубочайшим уважением, говорят или повторяют, что лучше с коммунистами в тюрьме, и т. д., то я удивляюсь и впадаю в отчаяние. Как будто речь идет о том, чтобы отправиться с ними в тюрьму, а уже не в Кремль, не в Ватикан, не навстречу всем компромиссам, всем капитуляциям, к катастрофе не только моральной, но и политической[598].

Анжелика объясняет, что задача социалистов – оставаться «твердыми, независимо от того, мало их или много, даже если ближайшее будущее не сулит внешних, многочисленных побед: есть другие, более прочные». В конце письма она предлагает деньги, поскольку «те, кто помогает социализму обходить все подводные камни, не могут иметь в своем распоряжении много средств»: двадцать долларов на политическую кампанию Фаравелли и десять «молодым людям, если они стремятся к той же цели»[599].