Я никогда не была спокойна

Когда настает время прощаться, Ленин делает вид, что не замечает серьезности момента. Он даже шутит, что она, дескать, более известна, чем он: вспоминает, как однажды вечером у дверей Кремля охранник спросил у него документы, а Балабановой отдал честь и улыбнулся. Ленин садится за стол, достает бумагу на имя председателя совета Рабоче-Крестьянской обороны Российской Советской Федеративной Социалистической Республики и пишет: «Товарищ Анжелика Балабанова долгое время работает в партии Интернационала и является одним из самых активных его членов. Я прошу всех оказывать ей содействие»[311].

Формально разрешение на выезд выдается только год спустя Центральным комитетом Коммунистической партии России, который недвусмысленно запрещает Балабановой «выражать свое мнение по итальянскому вопросу как устно, так и письменно». Также ей надлежит хранить полное молчание о стычках между большевиками и итальянскими социалистами, о политических нападках на Серрати, о заговорах Коммунистического Интернационала. Анжелика не согласна с этим, и Ленин упрекает ее в том, что она всегда чем-то недовольна:

– Так трудно угодить вам, товарищ Балабанова. Если бы мы не разрешили вам уехать, вы были бы недовольны; теперь, когда я разрешаю, вы все равно недовольны. Что я могу сделать, чтобы угодить вам?

– Ничего. Другой на моем месте, – отвечает она, – отдал бы десять лет своей жизни, чтобы получить от вас такое разрешение, какое вы мне выдали. А мне от этого ни жарко, ни холодно. Вот вы считаете, что я хорошо работала, а я всего лишь выполняла свой долг. Если вы считаете, что я делала это лучше, чем другие, то и это было моим долгом. Вы не можете мне дать то, что я хотела бы получить. Я хотела бы иметь моральную и политическую возможность остаться в стране революции. Вместо этого…

– А почему вы уезжаете, почему не остаетесь? – спрашивает Ленин.

– Вы сами знаете… Возможно, России не нужны такие люди, как я…

– Нет, они нужны, но их нет[312].

Это последние слова, которые она слышит от вождя революции. Балабанова уезжает с ощущением, что Ульянов ясно понимает, как все обернется после его смерти. Сталин пока остается на втором плане.

В 1920 году казалось, отношение к Сталину было по большей части равнодушным, поскольку он был фигурой незаметной в движении. Озабоченность Ленина по поводу Сталина появилась в последний год его жизни[313].

Ленин подготовил почву для сталинизма, но Анжелика никогда не согласится поставить на одну доску Ленина, грузинского диктатора и любого другого большевистского лидера. С Ильичом у нее очень близкие отношения. Им приписывают любовный роман, начавшийся в годы ссылки. Это ложь: тогда Анжелика считала его «невзрачным» во всех отношениях. Только летом 1917 года она поняла, что имеет дело с величайшим умом, роковым человеком, единственным, кто способен привести Россию к коммунистической революции. Восхищение не ослабело, даже когда начался «красный террор», преступления и политические действия, которые она сама осуждала. В ее глазах Ульянов – «типичный диктатор»[314], все тот же, что и в годы ссылки. Лишенный риторики, пустословия. Непримиримый к себе и другим.

Справедливости ради следует подчеркнуть, что, несмотря на многочисленные жертвы и множество врагов основанного им режима, никто никогда не сомневался в абсолютной самоотверженности и самопожертвовании Ленина. В этом неизмеримая разница между Лениным, который считает себя исполнителем неминуемого приговора истории, и другими диктаторами, руководствующимися своим жалким эго[315].