Я никого не хотел убивать

Ирина Александровна либо не обратила внимания на смысл моего высказывания, либо эта глупая шутка ей действительно понравилась. Во всяком случае, она широко улыбнулась, обнажив беззубый рот, но, как ни странно, её улыбка не показалась мне до неприличия безобразной, а была нежной и кроткой, как улыбка новорождённого младенца.

— Ты всё равно не знаешь самого главного о произошедшей трагедии, — наконец-то вернувшись к основной теме нашего разговора, высказалась она.

Ирина Александровна немного подождала в надежде, что я хоть как-то отреагирую на её слова, но убедившись, что не собираюсь этого делать, запальчиво произнесла:

— Есть кое-что, о чём известно только мне одной и больше никому другому…

По интонации её шамкающего, но твёрдого голоса я сразу понял, что она не шутит и говорит вполне серьёзно. Во всяком случае, отверстие в стене, образовавшееся после выпавшего древесного сучка лучше всяких слов убеждало меня в этом.

— Ирина Александровна, — сказал я, с неимоверным трудом сдерживая нарастающее нетерпение получить от неё конфиденциальную информацию о наличии драгоценностей и их местонахождения в комнате Ивана Никаноровича. — С той самой минуты, как вас увидел, так сразу понял, что передо мной высокообразованная интересная женщина, излучающая необыкновенную внутреннюю силу широкой ангельской души и святости духа…

— Ах, какой же ты хитрец! — слегка покачав головой, произнесла она и кокетливо добавила: — Ты явно льстишь, но я не скажу, что мне это неприятно.

Она поправила дрожащей рукой спадающую на глаза прядь седых волос и, после непродолжительной задумчивости, торжественно произнесла:

— Пожалуй, пора поговорить о серьёзных вещах. Не думай, что я забыла, ради чего ты ко мне пришёл…

Наивная! Она и не догадывалась о том, что меня интересовали лишь деньги и драгоценные украшения Ивана Никаноровича. Тем не менее, я одобрительно кивнул головой, но прежде чем позволил ей ещё что-то сказать, предусмотрительно предупредил:

— Ваша соседка, Инна Алексеевна Безымянная, буквально несколько минут назад созналась мне в совершённом ею преступлении. А перед этим Татьяна Зиновьевна сделала то же самое…

— С какой целью ты мне об этом рассказываешь?

— Надеюсь, что вы не пойдёте по их стопам и не собираетесь подобным образом ввести меня в заблуждение?

— Нет, не собираюсь…

— Это радует!

Ирина Александровна на мгновение нахмурилась, но почти сразу оживилась и более жёстко произнесла:

— Мне нет необходимости что-то выдумывать, потому что я единственная, кто знает истинную причину произошедшей трагедии, случившейся с нашим окаянным соседом! Кажется, я тебе об этом говорила…

— Да, наверное… — отрешённо отмахнулся я. — Возможно, что-то говорили…

— Значит, нашим сердобольным барышням ты не поверил, что они могли пойти на преступление и лишить жизни этого паршивца? — ненавязчиво поинтересовалась она.

— Конечно, нет. В своих показаниях они допустили слишком много нелепых ошибок, и мне не составило особого труда их разоблачить.

— Наверное, ты на них здорово обиделся?

— Ни в коем случае! Как всякий нормальный человек, я их прекрасно понимаю. Ими двигали исключительно благородные чувства.

Ирина Александровна иронично подняла выцветшие брови и вкрадчиво спросила:

— По твоему мнению, если я больная, практически прикованная к постели немощная старуха, так уже не способна совершить справедливое возмездие?

Она прищурилась, стараясь как можно лучше разглядеть мою внешность, затем обиженно поджала губы. При этом её лицо сморщилось до такой степени, что я вновь непроизвольно сравнил его с печёным яблоком.

— Уверен, что через небольшое отверстие в вашей межкомнатной перегородке вы действительно могли увидеть что-то очень важное, — логически рассуждая, отметил я. — Но даже мысленно допустить, что вы можете быть причастной к гибели Ивана Никаноровича, простите, не могу.

— Это почему же? — поинтересовалась она. — Пусть я дряхлая немощная старуха, но ничто человеческое мне не чуждо!

— Как бы там ни было, считаю себя здравомыслящим человеком…

Я ничуть не сомневался, что мой ответ был для неё очень важен. Однако я успел заметить, что он её не удовлетворил. Она ждала от меня совершенно иного ответа: более конкретного и скрупулёзного.

— Мне кажется, в скором времени тебе придётся изменить своё ошибочное мнение.

Эти слова она произнесла с таким циничным сарказмом, что я невольно насторожился.

— А моих соседушек тебе и слушать не нужно было! Болтают, глупенькие, невесть что… — вдохновенно продолжила Ирина Александровна.

— По-моему, по отношению к ним вы несправедливы! — осторожно, чтобы не ранить её самолюбие, подметил я. — Две несчастные одинокие женщины. Каждая из них готова взять всю вину на себя, но не ради корысти, а из-за высоких благородных чувств и стремлений.

— В этом нет ничего противоестественного! — согласилась Ирина Александровна. — Танечка всегда и при любых обстоятельствах будет защищать свою единственную дочурку…

— Она родная мать, самостоятельно воспитавшая своего ребёнка. Леночка — самое дорогое, что есть у неё в жизни! — неожиданно для себя проговорил я.