Я никого не хотел убивать

— Отчего парализовало? — без особого интереса уточнил я. — Что-нибудь с нервной системой или неблагоприятная генетическая наследственность?

Я планировал ослабить её бдительность и как можно больше разузнать о драгоценностях Ивана Никаноровича, а если повезёт, то и о потайном месте, где он их укрывал от постороннего взгляда.

— В народе бытует устоявшееся мнение, что все болезни от нервов, — не заметив моего безразличия к данному вопросу, сказала она.

— Почему-то именно так и подумал.

— А что тут думать? Мои болезни от преклонного возраста, а Иннушку так уж точно парализовало на нервной почве.

— Мне совершенно необязательно знать щепетильные подробности из её частной жизни…

Я готов был деликатно уйти от обстоятельств, ставших причиной возникновения болезни, подкосившей Инну Алексеевну, но моя словоохотливая собеседница небрежно махнула рукой:

— Причина самая банальная, — добродушно сказала она. — Всё из-за Ваньки, соседа нашего проклятущего!

В этот момент Ирина Александровна вновь выглядела своенравной, высокомерной и жёсткой женщиной, но, как ни странно, мне больше не хотелось думать о ней как о старой немощной и сварливой маразматичке. Незаметно для себя самого в моей душе по отношению к ней появились какие-то более нежные и добрые чувства.

— Представляешь, Пашенька, этот паршивец во всеуслышание заявил, что Инночка никому не нужна с её смешным утиным носом, — возмущённо пояснила Ирина Александровна.

Я непроизвольно хмыкнул, но сказал серьёзно:

— Не знаю, для кого как, но лично мне Инна Алексеевна показалась весьма симпатичной, привлекательной женщиной. Особенно в восторге от её китайского кимоно! А её носик? По-моему он чуточку забавный…

Я лгал самым наглым образом, не испытывая ни малейших угрызений совести, потому что отлично знал: невинная ложь гораздо приятнее откровенной, но горькой правды.

— Ничего бы страшного не случилось, но основная проблема в том, что Ванька начал насмехаться над её бесплодием.

В глазах Ирины Александровны появилось неловкое смятение. Не знаю, как на самом деле, но мне показалось, что она вспомнила о том, что разговаривает с посторонним мужчиной, которому не обязательно быть в курсе чьих-то сугубо личных проблем.

— Самое унизительное для любой женщины — это не иметь детей! — понимающе ответил я, и добавил: — А носик у неё вполне подходящий…

— Приплюснутый чуток, но ничего, бывают и хуже… — вновь улыбнувшись беззубым ртом, сказала старушка.

Она в очередной раз заёрзала на постели, и мне пришлось поправить сбившиеся подушки, причём я сделал это не ради элементарного приличия, а из-за личной симпатии к этой интересной загадочной женщине и глубокого уважения к её преклонному возрасту. Несмотря на то, что стрелки часов неумолимо двигались вперёд, а кипевшая во мне злость нисколько не остыла, а наоборот, постоянно бурлила и начинала выплёскиваться наружу, я всё же предоставил Ирине Александровне несколько минут, чтобы она могла немного отдохнуть и собраться с мыслями. Непроизвольно постучав по коленям кончиками пальцев, я поймал себя на том, что подсознательно отбиваю дробь, идущую в такт со снежным градом, который внезапно забарабанил по оконным стёклам.

«Самое мерзопакостное время года! — невольно подумал я. — Грязь, слякоть, опавшая листва и мокрый снег с дождём, сопровождаемый порывами холодного ветра».

На улице стало темно от нависших над городом чёрных грозовых туч. Темнота мгновенно пробралась в комнату, наложив на неё мрачный отпечаток, вызывающий унылую тоску и негативные эмоции.

— Что вы можете добавочно рассказать про Ивана Никаноровича? — спросил я, нарушив случайно наступившее безмолвие.

— А конкретно, что тебя интересует? — полюбопытствовала старушка.

— Меня интересует буквально всё, — несдержанно заявил я, скрывая свой меркантильный интерес к его финансовой наличности.

При упоминании об этом человеке я непроизвольно заметил, что Ирина Александровна как-то неестественно насторожилась, её губы вновь скривились, а без того морщинистое лицо приняло отчуждённый вид, насыщенный откровенным негодованием. Она внимательно выслушала меня, потом отрешённо покачала головой, словно не поняла смысл вопроса, но произнесла:

— Ванька с самого детства был каким-то шалопутным и эгоистичным. Я его сразу невзлюбила, как только он вселился в нашу коммуналку…

В её шамкающем голосе прозвучали нотки откровенного презрения и неприязни, которые одновременно отразились на бледном морщинистом лице. Её слова были едкими и колкими, будто погибший Иван Никанорович являлся виновником всех её несчастий и страданий.

— Ну, хорошо, хорошо… — опасаясь за её самочувствие, поспешно остановил я, не позволив Ирине Александровне проявить слишком возбуждённые эмоции. — Вне всяких сомнений, вы окончательно меня убедили в том, что Иван Никанорович ни у одной из своих бывших соседок не оставил о себе хорошего впечатления.

— Спасибо и на этом, — успокоившись, хмыкнула она. — Кому только на него ни жаловались, никто нам не верил…