Я никого не хотел убивать

— Если можно, конкретнее, пожалуйста! А то мы с вами уже почти час бесцельно петляем вокруг да около…

Ирина Александровна окинула меня задумчивым, почти оценивающим взглядом, пытаясь в комнатном сумраке как следует разглядеть черты моего лица. Она явно не желала меня отпускать, чтобы не остаться наедине со своей старостью и тягостными мыслями, но всё же поборола собственное отчаяние и, глубоко вздохнув, произнесла:

— Поначалу этот негодник с Танечки деньги требовал…

— Насколько мне известно, и как признала сама Татьяна Зиновьевна, Иван Никанорович просил вернуть ему долг.

— Какая разница?

— Всё-таки, разница существенная.

— Разумеется, он её не грабил.

— В том-то и дело. Если он и требовал, то своё кровное.

Ирина Александровна вновь на мгновение задумалась, а я последовательно продолжил:

— Может, нелепо звучит, но юридически он был прав.

— Напрасно Танечка взяла у него деньги… — подытожила моя шамкающая собеседница.

— Основная вина Татьяны Зиновьевны в том, что, зная его скверный характер, она всё-таки решила обратиться к нему за помощью.

— Я тоже её отругала за столь необдуманный поступок. Нашла, у кого занимать… — раздражённо сказала Ирина Александровна и добавила:

— Они долго препирались между собой. Я даже подумала, что их ссора добром не кончится.

— Бывало и такое?

— А то как же! Бить, правда, никогда и никого не бил, но изредка мог себе позволить больно схватить за руку или угрожающе помахать кулаком.

— И на женщин не стеснялся замахнуться? — машинально спросил я.

— Так ведь здесь, кроме нас, больше никого нет. Полицию не раз вызывали. Раньше она ещё милицией называлась…

— Милиция или полиция, какая, в сущности, разница? По сути дела, одно и то же, — отрешённо произнёс я.

— Ну, так вот, — возбуждённо пробормотала Ирина Александровна. — Его доставят в участок, как распоясавшегося дебошира, а он потом выйдет на свободу и ещё пуще прежнего злобится.

— Главное, что руки не распускал.

— Чего не было, того не было. Вот и перед смертью своей, Танюшку до слёз довёл, но ударить не посмел.

— Это уже характеризует его, как не совсем пропащего человека, — удовлетворённо сказал я. — А то у меня стало складываться такое мнение, что в его характере не было ничего святого.

— Зверь не зверь, но спокойно жить не давал. Дня не было, чтобы кого-нибудь до слёз не довёл.

— Вас тоже?

— Меня? Да я бы его, паршивца этакого, в бараний рог согнула…

Мне понадобились некоторые усилия, чтобы не ухмыльнуться. Ради того, чтобы не сбить Ирину Александровну с мысли, поспешно произнёс:

— Мне известно, что когда Татьяна Зиновьевна вышла из его комнаты, Иван Никанорович был ещё жив.

— Танюша пообещала перезанять деньги и вернуть долг в самое ближайшее время. Но вскоре после того, как вернулась к себе в комнату, к Ваньке заглянула её дочка Леночка. Милая такая воспитанная приятная девушка…

— Знаю, — сухо ответил я. — Однажды отдыхал на юге. В Дивноморске. Татьяна Зиновьевна была там вместе с дочерью. Леночка мне тоже понравилась.

— Умница девочка! — похвалила Ирина Александровна. — Вот она и начала стыдить нашего непутёвого соседа. А он давай ей золотые украшения предлагать. «Приласкай, — говорит, — все долги спишу. Бриллиантами засыплю!»

Моё сердце бешено заколотилось.

— Так прямо и сказал? — недоверчиво переспросил я.

— Почему бы и нет? У него этого золота припасено на тысячу лет вперёд. Я ведь тебе говорила, что он собирался уехать за границу и там пожить на широкую ногу. К тому же давно на Леночку глаз положил. А она девушка серьёзная, не балованная, ей такое предложение, конечно, показалось оскорбительным.

— И что она сделала?

— Да ничего особенного не сделала. Обозвала пьяным дураком и посоветовала впредь не злоупотреблять алкоголем.

— Представляю, какая у него была реакция… — задумчиво сказал я.

Несмотря на то, что излишняя серьёзность делала Ирину Александровну гораздо старше своих, без того преклонных лет, она, к моему удивлению, стала более привлекательной. Одно из двух: либо это необъяснимый парадокс, указывающий на противоречие, существующее между такими понятиями как очевидное и невероятное, либо я перестал замечать её немощную старость и видел перед собой лишь интересную умиротворённую женщину.

— Какая реакция? — не обращая внимания на мою мимолётную задумчивость, пробурчала она. — Ванька схватил её за кофточку и порвал, стервец этакий…

Убедившись, что я внимательно слушаю, Ирина Александровна немного помолчала ради того, чтобы окончательно собраться с мыслями, потом снова заговорила:

— Леночка была готова вскрикнуть, а он ей рот ручищами своими зажал…

— Эта хрупкая девочка по сравнению с ним, что хворостинка против ветра, — заметил я.

— Конечно, она бы ни за что не смогла от него вырваться! Но в этот момент ему совсем худо стало. Леночка сообразила, что ей бежать надобно, а Ванька-то ещё ножик успел со стола взять. Видимо, постращать её собирался…

— Подождите, Ирина Александровна, что-то не понимаю… Отчего Ивану Никаноровичу плохо стало? — попытался уточнить я.

— Так ведь он же несколько дней вместе с виноградным вином яд принимал!

— Когда?