Вартанян получил письмо из Краснодарского крайкома по поводу артиста Брянского[209]
. Его выступления с воспоминаниями о Ленине и Дзержинском вызвали сильное недовольство. Это уже не первый сигнал такого рода. Стремясь «оживить» свои выступления, Брянский прибегает к излюбленному методу «разговорников» – побольше смешного! Но надо же понимать, о ком можно рассказывать анекдоты, а о ком нельзя. Кроме того, Брянский увлекается фантазированием. Может рассказать такое, чего на самом деле не было. Брянский, конечно, виноват. Но его случай – особый. Выступления в Сочи были первыми его выступлениями после гибели сына[210]. Никто и не думал, что после такого горя девяностолетний старик сможет выступать. Но он смог. Догадываюсь, что выступления помогают ему справиться с горем. Копия письма ушла в ЦК, поэтому нам надо отреагировать соответствующим образом. Так, чтобы в ЦК остались довольны и не вызывали бы Брянского для проработки. Это может его добить окончательно. Решили, что объявим Брянскому выговор и потребуем впредь не «забывать» согласовывать текст своих выступлений с Управлением музучреждений[211]. Попросила Вартаняна не вызывать Брянского в министерство, а навестить его дома. Незачем лишний раз волновать старика. Одно дело спокойный разговор дома и совсем другое – вызов в министерство. Да и разговаривать в домашней обстановке удобнее.Завидую Брянскому – он видел Ленина, разговаривал с ним. Я в детстве так мечтала увидеть Ленина, но увидела его только в Мавзолее.
Пишу здесь о многом. Надо бы написать о Петре и Светлане. Еще когда Светлана училась в школе, в восьмом классе, ей наболтали, что Петр – не настоящий ее отец. Мол, он ушел от меня потому, что я ждала ребенка от другого мужчины. Учительнице, которая распространяла в школе эту сплетню, пришлось положить партбилет на стол. Я поражалась – как может педагог сделать такое? Всегда была высокого мнения о педагогах и остаюсь при нем. Света долго переживала «новость» молча. Мама заметила, что с ней творится что-то не то. Сначала думала, что это обычные девичьи причуды, а потом выспросила, в чем дело. Мой разговор с дочерью был коротким. Для начала я предложила ей посмотреться в зеркало, чтобы понять, как она похожа на своего отца. А потом спросила – неужели отец стал бы поддерживать с тобой отношения, если бы не считал тебя своей родной дочерью? Ей бы самой задать себе этот вопрос и не мучиться. Но в 14 лет дети ранимы, впечатлительны и доверчивы. Верят всему, что им наболтают. Удивительно, что об этом болтают и сейчас. Но сейчас Светлане не 14, а 31. Она давно уже не придает значения сплетням. Все знают, что она поддерживает отношения со своим отцом. Знают, что и Маришка знакома с Петром, своим дедушкой. Все знают, но сплетничать продолжают. Кого только молва не записывала в мои любовники! Как-то раз начала считать (до меня же все доходит рано или поздно) и сбилась со счету. Если бы все было так, то мне некогда было бы работать. Все время занимали бы мои бесконечные романы. «Романами» объясняются все мои поступки. Если Фурцева назначает кого-то главным режиссером театра, то неспроста. У нее с ним роман. Если хлопочет за кого-то в ЦК, тоже неспроста. Неприятно, но я давно привыкла. Даже пытаюсь шутить насчет того, что среди моих воображаемых «любовников» одни знаменитости. Шутка получается горькой. Весело на эту тему не пошутишь.
То и дело слышу: «Фурцева повсюду насаждает своих любимчиков». Любимчиков у меня нет. Есть люди, которым я доверяю. Их и рекомендую. «Свояками» себя не окружаю. До сих пор не утихают толки по поводу назначения Ефремова во МХАТ. Старейшины МХАТа забыли, как они хором просили меня: «Дайте нам Ефремова! Нам нужен такой – молодой, энергичный, талантливый! Он нас спасет!» Я тоже считала кандидатуру Ефремова не просто лучшей, а единственной. Потому и назначила его. Я предвидела, что рано или поздно во МХАТе начнется конфликт между «отцами» и «детьми». Это неизбежно. Столкновение старого и нового всегда вызывает конфликты. Но как можно сейчас говорить о том, что «Фурцева навязала нам Ефремова»? Навязала? Во-первых, мне не надо никого «навязывать». Я не «навязываю», а назначаю. Как министр культуры. «Навязывать» и «назначать» – принципиально разные понятия. Мне не требуется никого уговаривать – примите, дорогие мои, нового руководителя. Во-вторых, те, кто сейчас громче всего кричит «навязала!», забыли, как сами просили Ефремова. У меня в кабинете просили и на собрании тоже. Сказала недовольным: «Если у вас такая короткая память, что вы не помните, как просили меня, то на сцене вам делать нечего. МХАТ “от суфлера” не работает. Здесь надо учить роли, а для этого нужна хорошая память!» Обиделись, но умолкли. Надолго ли?