Я подарю тебе меч (СИ)

Все засмеялись, даже Мунда, которую уже клонило в сон. Но тут же веселье резко смолкло. Шкуры, покрывавшие шатер, заколыхались, пропуская тонкие струйки морозного воздуха. Как ледяные пальцы, они пробирались под одежду, шарили по обнаженной коже. Мунда глухо выругалась и прижала к себе младенца так сильно, что тот выпустил сосок изо рта и снова захныкал.

— Идут, чтоб им пусто было!

Она попыталась встать, но Астрид удержала ее за плечи.

— Ты сегодня уже повоевала. Туда пусть твой мужик идет, зачем он еще.

— Меня сумеречный кот сильнее драл, и то на ногах стояла! — возмутилась Мунда. — А ее, — она указала подбородком на дочь, — к груди привяжу, делов-то.

В другое время Лианна бы поддержала ее от всей души — она сама всегда стремилась сражаться наравне с мужчинами, и независимость копьеносиц вольного народа была ей очень близка — но не сейчас.

— Им никак нельзя показывать ребенка, ты же знаешь, — сказала она твердо. — Они чуют жизнь, а от новорожденных ею пахнет особенно сильно, потому они и приходят всегда на роды.

— Они и сквозь палатку чуют, Волчица, — пробурчала Мунда, но опустилась обратно на шкуры. Слово Лианны имело вес, прежде всего потому, что она была знахаркой и оборотнем, а не из-за Манса. Вольному народу было все равно, кто чей муж или жена.

— Чуют, — подтвердила Лианна, — но что будет, если еще и увидят?

Руд уже поднялся и взял свой лук.

— Не волнуйтесь, — сказал он женщинам, выходя из палатки, — ни одна дохлая тварь сюда не пролезет.

Лианна вышла вслед за ним.

По ночам вокруг палаток всегда горели костры, но вокруг шатра Мунды сейчас пылало настоящее огненное кольцо. Когда начались регулярные нападения мертвецов, сначала казалось, что они нападают на всех без разбора. Но после того, как Иные уничтожили подряд несколько семей, в которых были роженицы, а их младенцы исчезли, стало ясно, что именно рождение новой жизни привлекает смерть сильнее всего. И тогда в такие ночи все родичи стали подниматься на защиту.

Тормунд окунал в смолу факелы и обмотанные паклей наконечники стрел, тем же занимались его сыновья и несколько бойцов из его отряда. Руду и Лианне он вручил по полному колчану.

— Отобьемся! Эта нечисть не протянет свои лапы к моему внуку, или я не Тормунд Громовой Кулак! — но лицо его, несмотря на жизнерадостный голос, было хмурым.

— У тебя внучка, — сообщила ему Лианна, и старый разбойник все-таки расплылся в улыбке. — Поцелованная огнем.

— А что я говорил? — он ударил себя кулаком в грудь. — Еще копьеносицей будет. А пока пусть мамку сосет, мы тут как-нибудь ее защитим. Целься! — крикнул он, заметив движение за огненной завесой.

За пламенем костров двигались бледные фигуры. Костры пугали их, а горячая кровь людей и, в особенности, ребенка в палатке, манила, и они все кружили, надеясь выискать прореху в огневом барьере. Огненные стрелы отгоняли их, но ненадолго, и они снова возвращались. Лианна выпустила две стрелы и потянула из колчана третью, когда кто-то тронул ее ногу.

— Серая Звезда, это ты? — она обернулась. Рядом с ней стоял ребенок, маленькая девочка лет пяти. Ее синие глаза смотрели прямо на Лианну, а черная ручка тянулась к ее животу. Лианна закричала. И продолжала кричать, отдирая от себя мертвые пальцы и одновременно вытаскивая из-за пояса меч. Она рубила мертвое тельце, вопя от отвращения, пока не подоспели сыновья Тормунда и не бросили все еще извивавшиеся и пытавшиеся ползти останки в костер.

2.

— Мы не можем больше торчать здесь. — Магнар теннов был мускулистым и лысым, с обрубками на месте ушей, и таким высоким, что возвышался и над Мансом, и над Тормундом. Его глубоко посаженные серые глаза смотрели пронизывающе и хмуро, и весь его облик говорил о том, что он привык к беспрекословному повиновению. Племя теннов отличалось от остального вольного народа: они умели плавить бронзу, были дисциплинированы и всецело преданы своему повелителю. Лианна не в первый раз возблагодарила богов за то, что, когда вожди бились за право возглавить вольный народ, магнар не успел прибыть вовремя. Он был бы очень опасным противником, но, убедившись, что Манса уже поддерживает большинство племен, предпочел присоединиться, а не воевать. — С каждой новой ночью, проведенной на одном месте, упыри становятся все наглее. Настанет день, когда мы вырубим все деревья в округе, и нам не из чего будет жечь костры. Чего мы ждем?

Магнар скрестил на груди руки и сердито уставился на Манса. На шкурах, устилающих землю в шатре, были разбросаны подушки, но он не удостоил их вниманием и продолжал стоять, длинный и прямой, как копье. В центре шатра Лианна выставила котел, полный мяса, но и от угощения магнар отказался.