–Нужно достать все вещи, чтобы вертолет выдержал Патрисию.
Мы выкидываем вещи на поле; я молча смотрю на лежащий на земле набор для препарирования, и Густав глядит на меня с сочувствием. Он достает откуда-то весы и просит меня встать на них. В джинсах, водолазке, ботинках и халате я вешу 145 фунтов. Потом Густав взвешивается сам: в джинсах, футболке и обуви он весит 155 фунтов.
– Нужно разуться, – говорит он и раздевается до трусов. На них нарисованы маленькие грузовички. Я ничего не говорю. Он снова взвешивается: 149.
Я снимаю обувь и водолазку – 140.
– Какая у нас грузоподъемность? – спрашиваю я. – У нас получится?
– Патрисии сорок три года. Думаю, она фунтов на десять тяжелее, чем кажется. Ставлю на сто пятьдесят.
– Но в ней всего сто шестьдесят пять сантиметров!
– Можешь мне поверить.
– Ну так что, взлетит?
– Четыре-тридцать.
– В смысле?
– Четыреста тридцать. Грузоподъемность вертолета.
На краю поляны появляется Патрисия. На ней только полупрозрачное платье. Теперь-то я понимаю, почему она была одета настолько не по погоде. Чтобы меньше весить. Но она встает на весы, и они показывают 149. Восемь фунтов перевеса. Я снимаю халат и избавляюсь от джинсов, футболки и белья, а Густав сверяется с картой и снимает маленький кусок вертолета. Я снова надеваю халат и взвешиваюсь: 138. Патрисия снимает платье и сандалии: 146. Три фунта. Осталось три фунта.
Густав говорит, чтобы мы забирались в вертолет. Патрисия сворачивается калачиком сзади, на месте багажа, лежит в одном нижнем белье и дрожит. Густав тоже мерзнет. Я отказываюсь снимать халат. Густав надевает шлем и пытается взлететь, но вертолет не взлетает.
– Быстрее! – торопит Патрисия. – Они идут! Они все знают!
Густав снова пытается взлететь, вертолет слегка отрывается от земли и с шумом падает снова.
Густав смотрит на меня, потом снимает трусы. Патрисия тоже снимает белье, и я оказываюсь единственной, на ком надето хоть что-то, и Патрисия кричит в моей голове: «Сними халат! Сними халат!» А вторая я заладила: «Ты не Станци! Ты не Станци!» Густав выкидывает на траву мой шлем и снова пытается взлететь. Мотор честно пытается повиноваться, но Густав не вынуждает его делать невозможное.
Я слышу его мысли: «Станци, тебе придется снять халат. Не волнуйся. Мы все будем голые. Но иначе не улететь».
– Быстрее! – снова кричит Патрисия.
Я выпрыгиваю из вертолета, снимаю халат и кладу на поле. Густав втягивает меня обратно в кресло, опускает рычаг подъема, и мы поднимаемся. Поднимаемся. Поднимаемся.
Только через пять минут я понимаю, что Патрисия плачет.
– Почему вы плачете? – спрашиваю я.
– Потому что мы все голые, как младенцы.
– Мы младенцы, и мы рождаемся, – добавляет Густав.
– Мне нужно кое о чем поговорить, – признаюсь я.
========== Чайна Ноулз — вечер пятницы — Томми ==========
Меня зовут Чайна, я та самая девочка, которую вы видели голой и без сознания по всему «фейсбуку». Я стою в трех выходах от Шейна и смотрю на него во все глаза, но он уткнулся лицом в грудь мужчины. Не слишком плотно, но достаточно близко. Они стоят у двадцать шестого выхода и ждут автобуса в Нью-Джерси. Я подхожу к ним:
– Шейн!
Он оборачивается, его глаза цвета шафрана. Он ящерица. Выстреливает длинный клейкий язык:
– А ты кто?
Мужчину это, кажется, забавляет. На нем деловой костюм, который стоит столько, что я вообще не понимаю, почему он ждет автобуса, а не едет на лимузине.
Я смотрю в ящеричьи глаза Шейна и не вижу ни намека на узнавание. Он не знает, кто я, хотя мы созданы друг для друга. Он стал кем-то другим. За какую-то жалкую неделю он вывернулся наизнанку, и все видят только ящерицу.
– Прошу прощения, – говорю я. – Я думала, ты мой друг Шейн.
– Он не Шейн, – отвечает мужчина в дорогом костюме.
Шейн смотрит пустыми глазами. Я помахиваю билетом на автобус:
– Шейн?
– Вы ошиблись мальчиком, – произносит мужчина.
«Вы ошиблись мальчиком»? Я пячусь назад. Шейн ящерица. Я кишечник. Один из нас на левой стороне, другой на правой. Мужчина чему-то ухмыляется, и я не знаю, чему. Не похоже, что он знает Шейна. Он ему не отец, не адвокат, не дядя и не…
Объявляют посадку на их автобус. До моего еще пятнадцать минут. Я застываю, а желтые глаза Шейна моргают вертикальными веками и шлют мне послания. Он не хочет ехать с этим мужчиной в Нью-Джерси. Мужчина познакомился с ним по интернету. На том же сайте, где и я, в нашем убежище.
Я проглатываю себя, не сходя с места, прямо на нижнем ярусе портового управления. Этот вкус ни на что не похож. Он ударяет со всем вкусовым соскам. Он горький. Кислый. Сладкий. Соленый. Я пульсирующий пищевод, глядящий на мальчика-ящерку. Теперь он узнает меня и посылает новое сообщение зрачками: «Помоги мне, – просит он. – Помоги мне».
У его ног лежит маленькая сумка. Не его. Дорогая и с колесиками.