Я ползу сквозь (ЛП)

– Ты когда-нибудь бывал на похоронах?

– Не-а.

По-моему, Густав слишком избалованный. И ему явно не терпится, чтобы я уже ушла и он мог продолжать работу, так что я ухожу, даже не попрощавшись. Просто иду под дождем домой, без зонтика.

Я прохожу мимо куста, но мужчина не торгует буквами. Он стоит там только по ночам. Днем он работает на заводе и делает шкафчики. Иногда я вижу, как он едет туда, когда иду в школу.

Я думаю о словах Густава насчет смерти. Я боюсь умереть. Мне всего семнадцать. Наверно, мне есть, что важного сделать в этой жизни, хотя я пока не понимаю, что. Но мне кажется, что я заслуживаю хотя бы шанса узнать. Возможности проверить свою ДНК и выяснить, правда ли… насчет нее… насчет меня… насчет нас… насчет разлома. Я хочу иметь возможность сделать больше, чем делаю сейчас.

Придя домой, я снимаю у задней двери мокрую одежду, развешиваю халат, чтобы он не пошел складками, и принимаю ванну, глядя в окно на ветки огромного клена на заднем дворе. У нас новая ванна, из фибергласса. Каждый раз, лежа в ней, я мечтаю о старой-престарой ванне с когтистыми ножками. Из чугуна. Чтобы в ней я чувствовала себя в безопасности, если кто-то проедет мимо и поднимет стрельбу и что-нибудь взорвет.

Я постоянно думаю о взрывах класса с четвертого. Тогда я хотела никогда не снимать свой велосипедный шлем. Хотела купить себе настоящий, военный, как в «M*A*S*H». Вот только взрыв не всегда происходит снаружи. Его не всегда легко увидеть или услышать. В моем мозгу каждый день вспыхивают синапсы. Каждая мысль – маленький взрыв, и однажды какая-нибудь мысль оставляет слишком много разрушений и у тебя больше не получается общаться с людьми. Это один огромный последний взрыв. Думаю, у Густава он может случиться в любой момент. У меня тоже. Мужчина, торгующий буквами из-за куста, взрывается каждую ночь – бум! Слышите тиканье?

Я отмокаю в ванне, пока не розовеет кожа, и оглядываюсь по сторонам. На туалетном бачке все еще лежит так и не прочитанная книга, которую я положила туда на рождество: «Как общаться с людьми, которых терпеть не можешь». Мама с папой сказали, что купили ее, чтобы помочь мне общаться с людьми, которых я терпеть не могу. Похоже, они не понимают, что проблема в них. Я личинка насекомых. Я влюблена в Густава, и он тоже личинка насекомых. И я знаю, что его вертолет всегда на месте, но шесть дней из семи мне приходится принимать это на веру.

Сегодня снова объявили угрозу бомбежки; объявлял мужчина с французским акцентом. Никто, кроме меня, об этом не знает. Ну, еще Густав, я сказала ему, когда мы ехали домой на автобусе. По-моему, акцент – это интересная деталь. По мне, если уж нам суждено взорваться, возможно, пусть лучше нас взорвет кто-то поинтереснее чокнутого среднестатистического американца. В автобусе Густав ответил:

– Если я встречу на улице мужчину с французским акцентом, я застрелю его.

– А что, если у тебя не будет пистолета? – спросила я.

Он ответил, что убьет его голыми руками.

Густав пацифист. Он не убьет и мыши, даже если она съест его ужин прямо с тарелки. Густав увидел, что я об этом думаю, и стал оправдываться:

– Если речь пойдет о жизни и смерти, я убью этого французского гада!

– Вряд ли он правда француз, – заметила я.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю.

Похоже, ответ его устроил, и он больше не спрашивал.

Я продолжаю рассматривать свою розовую распаренную кожу. Я смотрю на шрам на бедре, в ванне ставший темно-лиловым, и он пытается что-то у меня спросить, но я топлю его в воде и снова смотрю на клен в окне. Я думаю о том, что в мире должны быть безопасные убежища и кроме избушки лесничего. Я думаю о мистере Мужчине-с-Пистолетом, который патрулирует нашу школу. Снаружи постоянно стоит машина полиции. Они обращаются с нами так, как будто мы все просто ободрали колено и ноем, как нам больно. На нас наклеили пластырь в форме полицейской машины. В форме мистера Мужчины-с-Пистолетом. Но объявления о бомбежке все равно звучат каждый день, иногда дважды. Их столько, что, возможно, школе нужно докупить еще один телефон, чтобы успевать их обрабатывать. Их столько, что, может быть, следует нанять специальную секретаршу для работы с предупреждениями о бомбежке. Возможно, Густав прав. Возможно, не стоит бояться смерти. Возможно, насекомые победили.

Когда я сплю, в моей голове появляются три гроба: мой, Густава и Адольфа Гитлера. Мой гроб белый, гроб Густава красный, как его вертолет, гроб Адольфа Гитлера черный и пустой. Мы с Густавом смирно лежим в гробах, а Адольф танцует в слишком маленьких для него ледерхозе. Он весь покрыт жуками. Танцуя, он сам становится жуком с огромными ногами. И начинает жрать всех жуков, которых видит. Своих собственных друзей. Свой собственный вид. Потом он оборачивается к нам с Густавом и, видимо, разочарован увиденным. Мы могли столького достичь, но никто не дал нам взлететь.

========== Чайна Ноулз — утро вторника — все в порядке ==========