Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

– Пока есть способность к каким – то переменам, жизнь продолжается. Я знаю писателей очень ровных, раз и навсегда избравших свою тему, свою манеру, свой «сектор обзора». Для меня это не подходит. Как только освою какой – то материал и почувствую себя в нем уютно, мне надо от него уйти. Я писал о войне – потому что был на фронте, о детях и детстве – потому что был ребенком (увы, это не каждому дано), об охоте и рыбалке – потому что сам занимался этим, о любви, дружбе, поисках пути, ибо знал все это, как каждый человек, наконец, о великих и несчастных творцах прошлого, ибо ранен их болью, но никогда не писал о том, что не прошло через мою душу.

Сегодня мне надо выплюнуть из себя прошлое и всех страшных вождей – уродов, искореживших нашу жизнь. Именно выплюнуть, писать о них можно только гротескно – сатирически. Трагедии не получится, особенно о Сталине, ибо, превращая жизнь в трагедию, сам он не был фигурой трагической. Низкорослый, рябой, сухорукий, косноязычный дворцовый интриган с примитивным мышлением и отсутствием душевной жизни – отсюда его ошеломляющее и часто необъяснимое кровоядство – не Макбет, и даже не Ричард III, – у него не могло быть такого взлета, как у горбатого хромца, обольстившего венценосную вдову над могилой убитого им мужа. Художественное чутье Абуладзе в фильме «Покаяние» подсказало ему единственно правильное решение. Он создал могучий символ, а не бытовую, пусть и украшенную всеми пороками фигуру.

Вот говорят: хватит, надоело об этом, в зубах навязло. Ничего не навязло, потому что образ «кремлевского горца», несмотря ни на что, для огромного числа людей остался почти таким же, как и был – «отец народов».

Я помню, как посреди парка под Ватутинками стоял гигантский бронзовый памятник вождю. В середине семидесятых его наконец взорвали, но, удивительно – сама фигура рухнула, а два сапога остались. У меня в гостях был американский профессор Д. Портер. Мы пошли вечером в парк погулять, и вдруг он вскрикнул… Представьте себе: сумерки, постамент – и два огромных сапога. Он спросил меня, зачем их сохранили. Я ответил чересчур провидчески: чтоб грибницу не повредить…

Я думаю, сегодня эта тема очень важна. Нужно писать о Брежневе, Суслове, о других столь же «блистательных» героях. У меня это действительно будет цикл. А дальше – посмотрим! Я ведь ничем другим, кроме писания книг не занимался, не заседал, не выступал, не интриговал, не боролся за власть и положение, просто писал.

– Среди ораторов на писательских форумах Вас, действительно, не встретишь. А как Вам идея создания ассоциации неприсоединившихся, неангажированных писателей?

– Давайте уточним. Я писатель, который двумя руками за перестройку, который искренне рад, что Михаил Горбачев стал президентом. Тут у меня нет ни сомнений, ни колебаний. Но я не люблю литературных дрязг, у меня перед глазами пример Андрея Платонова – он был другом нашей семьи, а затем стал моим старшим другом. Так вот, Андрей Платонов не знал, что такое «литературная жизнь», для него существовало лишь литературное творчество. И в меня это вошло как единственный образ жизни. Правда, был период, когда меня назначили секретарем Московской писательской организации, я сходил, по – моему, на два заседания и раз и навсегда покончил с этим. Бесцельная игра самолюбий, тщеславий, претензий на высшее место. Я на все это, поймите, не хочу тратить время. Это моя позиция – гражданская, политическая, какая угодно, она абсолютно недвусмысленна. Поэтому скажу так: я писатель, неприсоединившийся к дрязгам. Я – за новое общество, новую страну, и это видно из того, что я пишу.

Но я не хочу быть официально «неприсоединившимся». Это что – столь модный сейчас «центризм»? Для меня центризм – болото, а я люблю сушу, определенность. Я не вступал ни в комсомол, ни в партию, я и в «Апрель» не вступил, хотя он близок мне по духу. Предпочитаю в одиночестве исповедовать свою веру. Есть что – то жалкое в безудержном горлопанстве в залах и на площадях при одновременной неспособности защитить свое собрание от кучки хулиганов – погромщиков, как это случилось в многострадальном ЦДЛ…

– Вы говорите о 18 января 1989 года, когда на заседание писательского объединения «Апрель» в ЦДЛ ворвались два десятка хулиганов – погромщиков из пресловутого общества «Память». Я тоже, по работе, была в тот день на заседании» Апреля». И стала свидетелем жуткого шабаша: видела, какую страшную драку учинили эти молодчики, как с криками «Сегодня мы пришли с плакатом, завтра – с автоматом» разбивали очки Анатолию Курчаткину, выворачивали руки Булату Окуджаве… Били направо и налево, кричали, угрожали, распаляясь все больше и больше…