Вот таких трагических историй о нравах в наших следственных органах, о методах следствия мы наслышались немало. Слушали все офицеры. Раньше мы были уверены, что наши органы действительно очищают армию от врагов народа. И только здесь, уже в плену, вдруг узнали, кто такие враги. Вот они! На них такие же раны, они так же мужественно бились с фашистами, как и все другие.
Было над чем задуматься! А общий итог наших бесед был таков, что кто-то сознательно, очень продуманно уничтожал лучших людей страны, лучших соратников Ленина, лучших полководцев нашей армии. Но кто же?
На этот вопрос ответа не было. Никто не мог подумать, что всю эту зловещую политику возглавляет Сталин. Надо отдать ему справедливость — путь к самодержавной власти он расчищал жестоко, но очень хитро и продуманно.
Это хорошо отметил К. Симонов в своей книге «Каждый день длинный»: «Все фильмы тогда снимались в тяжелейших условиях бедности во всем. Но для съемки «Ивана Грозного» прямым приказом из Москвы были созданы все-таки сравнительно лучшие по тому времени условия. Я, конечно, не представлял себе тогда, почему Сталин так страстно интересуется фигурой Ивана Грозного, не догадывался, что он ищет в ней себе исторических параллелей и исторического оправдания. Мне, тогдашнему человеку с фронта, вообще казалось странным, зачем и для чего во время войны снимается эта картина».
Не только Симонову это казалось странным. Ясным и понятным это было только самому Сталину. Ему необходимо было внушить и вдолбить всему народу мысль, что и он такой же Иосиф Грозный, каким был Иван, и он тоже сыграл и играет для России такую же «прогрессивную» роль, как царь Иван. Какую подлинную роль сыграл Сталин в истории нашей Родины, я уже говорил в первой книге. Скажу и сейчас — Сталин принес нашему народу больше вреда, чем пользы. И постановление XX съезда партии о выносе его гроба из Мавзолея Ленина за совершенные им преступления — это еще мягкое наказание. Его нужно было символически исключить из партии.
Немало бесед мы провели и на темы искусства. Среди нас были поэты, писатели, артисты кино и театров. Они рассказывали о той душной атмосфере, в которой работали творческие работники. Рассказывали, как, вопреки замыслам и желаниям, их заставляли воспевать Сталина, обязательно упоминать «мудрого вождя, учителя, благодетеля». Рассказывали об арестах многих писателей и поэтов как «врагов народа».
Короче говоря, только в фашистском плену мы, граждане Советского Союза и многие члены партии, получили точную и правдивую информацию о нашей жизни. Мы поражались, удивлялись, возмущались, но нельзя было не верить фактам, которые сообщали очень уважаемые и авторитетные люди.
Были среди нас и такие, которые считали, что факты беззакония, нарушений ленинских принципов не могли пройти мимо Сталина. Он знает о них. А если знает и не поправляет, значит, делается с его согласия.
— Нет, не может быть! — кричали этим скептикам другие. — Его обманывают!
— А если он не видит и не знает, что творится в стране, значит, он лопух! Значит, такой человек не имеет права занимать первый и самый ответственный пост в государстве! — парировали те, которые открыто обвиняли Сталина.
Особенно активным критиком сталинской политики был некий полковник Кулик. Но он критиковал Сталина с других позиций. Лежа на верхних нарах, он во всеуслышание говорил:
— Мы создали строй хуже царского. Коммунистические идеалы для нашей крестьянской страны оказались нежизненными. Крестьяне не могут жить без частной собственности. Работать в колхозах они не будут!
Его не избили только потому, что был уже стар и, конечно, сильно ослабевший. Я спросил Семеса, что это за человек, откуда?
— Э-э, он не такой дурак, как кажется! — ответил Семее. — Это — полковой комиссар, член Военного совета армии.
— Вот это да! Так чего же он хочет?
— А черт его знает. Говорит — переменились взгляды.
Впрочем, Кулика постигла тяжелая трагедия. Немцы, несмотря на его антисоветские настроения, расстреляли его. Кто-то донес немцам, что он комиссар, член Военного совета армии.
Вспоминая сейчас разговоры Кулика, я все же сомневаюсь, что он был действительно антисоветски настроенным человеком. В плену некоторые политработники в качестве маскировки умышленно прибегали к таким антисоветским разговорам. Кажется мне, что и Кулик пытался использовать эту неумную и зловонную дымовую завесу и поплатился за это жизнью. Кто-то не мог простить ему антисоветских настроений.
Как я уже говорил выше, немцы направили нас на перевоспитание в образцовый лагерь — Хаммельбург.
Но об этом мы узнали позднее. Построили нас по тревоге, около пяти тысяч человек, и повели на вокзал.