Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

В связи с этими событиями гестапо снова арестовало двенадцать человек и отправило их неизвестно куда. Но из нашего подполья никто не пострадал.

В лагере дышать стало значительно легче. Пропагандисты исчезли, а полиция боялась выходить из своего помещения.

Не теряя надежды на «улов» среди советских офицеров, гестапо выбросило еще один крючок с «наживкой»: объявили, что желающие могут заняться умственным трудом — писать историю своих частей или мемуары. «Писателям» в качестве гонорара обещали дополнительную пайку хлеба и литр баланды.

И что ж вы думаете? Нашлись простаки, а вернее, простофили-недоумки среди полковников и генералов, которые изъявили желание писать историю своих частей, вернее, клевету на Красную армию. Возглавил эту бригаду «историков» один комбриг, фамилию которого, к сожалению, забыл.

Некоторые «писатели» сочиняли всякую ерунду, но гестаповцы разгадали этот подвох и требовали совершенно серьезного и правдивого (главное — правдивого!) изложения истории частей. Один подполковник, начальник автобронетанковых войск дивизии генерала Шепетова, в своей писанине проболтался, что принимал танки с уральского завода. Его тотчас же вызвали в гестапо и предложили указать, где этот завод находится, какова его мощность и пр. Подполковник понял, что влип, как муха, завертелся, что-то обещал «вспомнить» и прибежал к генералу Шепетову за советом. Я присутствовал при этом разговоре, видел, как подполковник со слезами на глазах просил помочь ему.

Шепетов презрительно смотрел на жалкую физиономию подполковника, на его вздрагивающие губы.

— Что тебе делать? Что ему делать? — как бы советуясь со мной и Ткаченко, спрашивал Шепетов. — Во-первых, уважающий себя офицер из-за куска хлеба не стал бы что-то сочинять для фашистов… Унижаться из-за котелка баланды?! Во-вторых, если уж попался на крючок с жалкой наживкой, так надо молчать и с достоинством умереть. Но разве он, вот такой (!), разве он способен на подвиг? У него уже сейчас, вероятно, мокро и грязно в штанах.

Шепетов в конце концов посоветовал ему дать немцам лживую схему, указать завод в стороне на несколько сот километров, а производительность увеличить в десять раз.

Подполковник так и сделал, однако он уже был в сетях немецкой разведки. Мы также посоветовали ему, если уж придется выполнять поручения немецкой разведки, немедленно явиться в органы нашей контрразведки и выложить все «как попу на духу». Я не знаю, как поступил этот подполковник, больше он нам не попадался.

Подобные случаи были неоднократны. Помнится, и во Владимир-Волынском лагере мне пришлось давать одному офицеру такой же совет.

Для нас стало ясно, что «история» стала методом вербовки агентов для разведки. Мы решили этих «историков» разогнать.

Однажды вечером, когда «историки» усердно трудились над своими мемуарами в библиотеке на первом этаже, на них обрушился через окна каменный ливень. Комбрига — бригадира «историков» — тяжело ранило, и его отправили в лазарет. Основательно попало другим «историкам». Многим повредили руки, головы, и они уже были неработоспособны. На этом создание «истории» частей Красной армии закончилось. Правда, мы потеряли еще несколько человек, которых арестовали и неизвестно куда отправили. Вызывали на допрос и генерала Шепетова.

По его словам, в гестапо произошла следующая беседа.

— Садитесь, господин генерал, — предложил ему фашист.

Когда генерал сел, фашист сказал:

— Я представитель местного гестапо и пригласил вас для того, чтобы указать вам на недопустимость пропаганды, которую вы ведете среди пленных. Это может кончиться для вас очень плохо.

— Я командир дивизии, и здесь немало офицеров моей дивизии, — ответил Шепетов. — Они часто подходят ко мне, спрашивают совета, делятся своими невзгодами. Я не знал, что мне не разрешается разговаривать со своими же бывшими подчиненными.

— Беседовать вы можете, господин генерал. Но вы уверяете всех, что победа будет на стороне России, что Германия проиграет войну. А это уже пропаганда.

— А что же должен говорить своим подчиненным советский генерал? Да, я так думаю и говорю — войну мы выиграем. Не могу же я утверждать, что Германия выиграет войну.

— Советую вам, господин генерал, вообще избегать таких разговоров в лагере. Почему-то другие генералы сидят в своих комнатах и ни с кем не беседуют, а за вами всегда толпа пленных. Предупреждаю, второй раз мы будем беседовать с вами по-другому.

Мы потребовали от Шепетова максимально сократить встречи и беседы с пленными. Действительно, каждая его прогулка сопровождалась такими «беседами», которые больше походили на митинги.

С первого же дня прибытия в лагерь мне очень хотелось встретиться со своим учителем в двух Академиях генералом Карбышевым Дмитрием Михайловичем. Ткаченко и Шепетов эту встречу мне организовали.