Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Однажды на прогулке Ткаченко подвел меня к Шепетову. С ним был в простой солдатской шинели маленький, обрюзгший, морщинистый старик, в котором я с трудом узнал Карбышева. Он только что вышел из лазарета. Однако глаза выдавали, что в этом изможденном, усталом и больном человеке жив дух мужественного бойца.

— Дмитрий Михайлович, это тоже ваш ученик, — сказал Ткаченко, представив меня Карбышеву. — Мы все одного выпуска из Академии Фрунзе.

Карбышев присмотрелся ко мне и сказал:

— Лицо ваше мне знакомо, фамилию не помню.

— Где ж вам помнить всех ваших учеников. Их тысячи. — Назвав свою фамилию, я продолжил: — Но одного ученика вы должны хорошо помнить. Напомню вам своего друга — Леошеню.

С Леошеней мы одновременно поступали в Академию из Киевского военного округа. Он был военным инженером и после окончания Академии остался на кафедре Карбышева.

Карбышев оживился — Леошеня был его любимым учеником, — стал расспрашивать, где он. Потом с улыбкой сказал мне:

— Теперь я вспомнил и вас. Вы ведь учились в Академии Генштаба. Фамилия у вас оригинальная. Мы, преподаватели, шутили: вот, мол, «Новобранец», а уже слушатель Академии Генштаба! Как же вы сюда угодили?

— Эх, Дмитрий Михайлович, тяжело и долго рассказывать.

Кратко поведал я ему свою печальную историю. Карбышев, выслушав, сказал:

— Да, товарищи, не повезло нам всем. Но вы люди молодые, вы еще дождетесь победы, светлых дней, увидите Родину, а я уж не увижу. Начинаю сдавать, не по возрасту такие физические и моральные переживания. Но будем крепиться, будем бороться и не складывать оружия. Расскажите, что вы знаете о делах на фронте.

Рассказал, что знал: о победе под Москвой и поражениях под Харьковом и Керчью.

— Да, начальный период войны — это грустная и тяжелая история. Не умеем воевать. В Русско-японскую войну было примерно то же самое, но там войну проиграло самодержавие, насквозь гнилое и бездарное командование. А что случилось сейчас? Армия оказалась неподготовленной к войне. Меня, например, послали проверять состояние укреплений, которых уже не было. Их разрушили перед войной. Что это такое, товарищи? Когда вернетесь на Родину, обязательно раскройте эти проклятые загадки: по чьей вине мы потерпели поражение? Нельзя оставить безнаказанными виновников такого позора. Сколько раз я ставил перед Генштабом и Военно-инженерным управлением вопрос о создании крупных противотанковых военно-инженерных соединений с мощной техникой. Если бы они были созданы, мы преградили бы путь танковым армиям немцев. Но все же, друзья, я уверен, что наш народ преодолеет беду, осилит немцев. Это будет стоить большой крови, но немцев мы погоним обратно. Мы их уже начали гнать под Москвой! Теперь уже война пойдет по-другому. Германия проиграет и эту войну, как проиграла Первую мировую. Поэтому поддерживайте морально дух наших людей, не давайте им опускаться. Необходимо всеми силами и средствами мешать вербовке наших людей на службу к немцам. Нельзя допустить, чтобы немцы воевали против нас нашей же русской кровью, нашими руками. Нет, надо добиться того, чтобы они захлебнулись в собственной крови.

Я смотрел на Карбышева и восхищался его могучей моральной силой в усталом и больном теле. Передо мной стоял не только профессор, не только преподаватель, а идейный, смелый, страстный агитатор-большевик. Глаза его, молодые, живые, пылали огнем убежденного коммуниста, уверенностью, что нет в мире такой силы, которая могла бы подавить наш народ, вооруженный идеями Ленина.

Товарищи мне рассказывали, что гестаповцы неоднократно вызывали Карбышева, всячески пытались перетянуть его на свою сторону. И предупреждали, требовали, чтобы он прекратил антифашистскую агитацию. И каждый раз Карбышев с достоинством отвечал: «А вы, что же, думаете, я — советский генерал, и буду говорить о победах Германии? Я беседую с нашими людьми о судьбах нашей Родины. Беседую и буду беседовать».

Когда я еще был в Хаммельбургском лагере, Карбышева вызвали в комендатуру и сообщили, что немецкое командование хочет обменять его на какого-то немецкого генерала, попавшего в плен, но Сталин якобы не согласился на этот обмен. Карбышев об этом сообщил ближайшим товарищам: Ткаченко, Шепетову, Тхору — однако сам считал, что это очередная фашистская провокация. Расценивая этот факт в свете наших дней, я допускаю, что немцы действительно хотели произвести этот обмен. Но Сталину для его тиранической политики просто нежелательно было иметь в Академии и Генштабе такого беспокойного человека. Сталину якобы предлагали и сына его обменять на генерала. Не мешает историкам тщательно проверить и этот факт. Но и это предложение он отклонил.