Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

— Вот так-то, дружище! — сказал мой комвзвода, помянув Богоматерь и всех святых. — От своих предателей мы получаем больше горя, чем от немецких фашистов!

От его рассказа похолодело сердце и поползли мурашки по спине. Через несколько дней Миандров, несомненно, меня узнает, и кое-что вспомнит из наших встреч и бесед в штабе 6-й, и выдаст меня гестапо. Чую, над моей головой нависла смертельная опасность. Где же выход из этого ужасного положения? С кем посоветоваться?

Пошел к генералам. В первую очередь к Музыченко. Он жил в одной комнате с генералом Потаповым, бывшим командармом 5-й армии. Я обоим рассказал о своей беде. Музыченко подтвердил все, что сказал мой комвзвода, но ничего посоветовать не мог. Но пытался успокоить меня:

— Я слышал, что немцы разведчиков не расстреливают.

Хотелось откровенно высказать свое мнение о его эрудиции в этой части и напомнить ему судьбу Ободовского, но я промолчал, ограничился только вопросом:

— Как случилось, что предатель Миандров оказался начальником Оперотдела армии? Какая «рука» его продвигала по службе?

— На лбу у него не было написано, что он предатель, а в душу человеку не влезешь, — с унылой безнадежностью ответил Музыченко.

Было видно, что овладело им то состояние духа, которое все интересы и вопросы жизни в плену сводило к простейшим нуждам — поесть, сохранить свою жизнь, а до других нет дела.

Злой и удрученный, я вышел из комнаты. По дороге к своей казарме встретил генерала Шепетова, товарища по Академии им. Фрунзе. После первых приветствий и обмена новостями узнал от него, что здесь находится еще один наш товарищ по выпуску — генерал Ткаченко Семен Акимович и наш любимый преподаватель — профессор Академии Генштаба генерал Карбышев Дмитрий Михайлович. Ткаченко — тот самый, который в 1937 году спас нашего однокашника Гладкова.

Ткаченко и Шепетов жили в одной комнате. Я пошел к друзьям по Академии, а потом мы втроем вышли на прогулку. Было о чем переговорить, вспомнить, погоревать и посмеяться. Поведал я друзьям свою беду. Во время нашей беседы подошел генерал авиации Тхор. Ткаченко познакомил меня с ним и кратко изложил суть моей беды. Генерал Тхор спросил, сколько нас прибыло и есть ли среди прибывших смелые, надежные люди, чтобы вовлечь их в подпольную работу. Я ответил, что сюда прибыла вся наша подпольная организация, полностью сохранившая свою дееспособность. В частности, по украинскому полку прибыли товарищи Семее, Костюк, Матюшенко, Шаматрин, Хоролец и еще несколько товарищей, фамилии которых запамятовал. В русском полку были активные товарищи: капитаны Никифоров и Екименко — оба разведчика из штаба Юго-Западного фронта. Кроме того, активно включились в работу товарищи майского пленения: Глухов Алексей Васильевич, бывший секретарь дивизионной парткомиссии, и майор Ковалевский Иван Ефимович, старый коммунист, поэт.

От друзей я узнал, что существует и генеральская группа подпольщиков, которой руководит Карбышев. В нее входили генералы Шепетов, Ткаченко, Тхор, Зусманович, Мельников и другие.

Наметили мы план действий. Условились, что в первую очередь необходимо сразу же поломать все планы немцев по перевоспитанию. Вопрос стоит так: или мы их, или они нас. Из практических мер было намечено срывать «политчас» и лекции. Не ходить на них. Вместо «господин» настойчиво и повсюду укреплять наше советское обращение «товарищ». С изменниками типа Миандрова вести борьбу на смерть, уничтожать физически.

После обеда я сообщил решение генеральской группы всем членам нашего Владимир-волынского подполья.

На следующее утро после завтрака нам приказали остаться на «политчас». Пришел агитатор в форме добровольческого легиона. Он потребовал, чтобы мы спокойно сидели на местах, сейчас, мол, будет беседа. Но мы как один поднялись и стали выходить из казармы. Агитатор стал угрожать. В ответ ему раздались выкрики:

— Немецкий холуй! Уходи к чертям, пока мы тебя не повесили! Продажная шкура!

Он бросился в толпу, пытаясь схватить крикунов, — и тут пошла потасовка. Сжали этого агитатора со всех сторон и били кулаками, ногами. Он вначале что-то кричал, потом замычал… и замолк. Еле живого его выбросили из казармы, а сами пошли во двор.

Этого агитатора мы больше не встречали. Но и из нас была арестована группа товарищей, которая бесследно исчезла.

Точно так же прошел «политчас» и в других ротах. С первого же дня после приезда владимир-волынцев «политчас» и лекции были сорваны навсегда.

Секретаря ЦК «Трудовой партии» Миандрова нашли в уборной с проломленным черепом. Отлежавшись в госпитале, он, не показавшись в лагере, уехал в Берлин. При невыясненных обстоятельствах исчез и начальник лагерной полиции. Теперь могу сказать, что мы вынуждены были защищаться или погибнуть от своих же предателей. Поэтому перешли к физическому уничтожению этих выродков. Расправа была простая. Мы подкарауливали этих предателей около уборной. Ловили их, били камнем по голове и топили в фекалиях. Ямы с фекалиями были огромные. Можно было затопить в них целую роту. Занималась этим большая боевая группа, в основном разведчики.