И вот, когда колонна шла в ущелье, я подумал, а не хотят ли фашисты спровоцировать нас на выступление. И чем больше я думал над этим вопросом, тем больше приходил к убеждению, что фашисты основательно подготовились к массовому истреблению: вокруг нас шла цепочка автоматчиков, впереди и сзади машины с пулеметами; в стороне от дороги продвигались группы солдат с пулеметами и собаками. Было ясно, что, если даже мы сомнем первую цепочку автоматчиков, нас уничтожат пулеметы внешнего оцепления.
Напряжение в колонне нарастало, а у меня еще больше. Я ломал голову над тем, как удержать людей от преждевременного выступления. А вдруг у кого-нибудь нервы не выдержат и кто-нибудь в отчаянии крикнет: «Бей фашистов!» Ведь это же все равно что бросить в огонь бочку с порохом. Все бы ринулись, не задумываясь, в бой, и мы все бы погибли. Конечно, много бы погибло и фашистов, солдат. Но в этих случаях эсэсовцы сознательно шли на жертвы — потерю своих солдат. Об этом с циничной откровенностью было сказано в инструкции. Все спасение наше было в выдержке и высокой дисциплине. Некоторые горячие головы уже предлагали мне начинать, но я передал по колонне приказ: «Выдержка! Не поддаваться на провокацию». Я хотел дать понять людям, что это провокация.
Немцы завели нас в глухое ущелье и поставили под огромной скалой. Кругом горы. Мы стоим в чаше с гранитными бортами. Впоследствии мы и назвали это событие «ямой». Выход из нее закрыли немцы. Они залегли на выходе и направили на нас стволы пулеметов и автоматов. Лучшего места для уничтожения массы людей трудно было выбрать.
Передал приказ: «Бросаться в атаку с первым выстрелом!»
А нервное напряжение достигло предела. Некоторых уже трясла нервная лихорадка, какая бывает перед расстрелом. Многие теряли чувство самоконтроля. Я видел, что такое же напряжение переживают и немецкие солдаты. А что, если кто не выдержит из них и нажмет спусковой крючок? Фашисты, конечно, знали, что вся эта полуторатысячная масса обреченных людей бросится на них, как раненый дикий зверь. Некоторые мои товарищи начали прощаться, обниматься и целоваться, готовились умирать. Нечего сказать, веселая была картина. Нужно было принимать срочные меры к разрядке нервного напряжения. А какие? Внезапно пришла мне в голову идея — разводить костры. Устроить вид будничной, бивачной обстановки. Я вызвал к себе товарищей и приказал разводить костры и греться. Здесь уже было не до совещания. Отдал приказ, и все. И что меня порадовало — приказ был быстро выполнен. Задымились десятки костров, а у костров стояли люди и грелись. Создалась обычная обстановка, как на привале, туристском походе. Послышались шутки, смех. Нервное напряжение спало. Разрядить это напряжение мне помогали члены нашей подпольной организации: Никифоров, Демин, Глухов, Морозов, Андреев, Корнилов, Шевралев, Биндюрин. Пять часов немцы держали нас под расстрелом. Не добившись выступления с нашей стороны, они повели нас обратно в лагерь. После этой «ямы» у многих из нас поседели головы. Этот мой третий по счету расстрел был самый тяжелый. Умирать одному гораздо легче, чем умирать с чувством ответственности за гибель других.
Мы в этом событии победили не только благодаря стойкости, мужеству и сознанию своего морального превосходства перед фашистами. Нет! Наша стойкость подкреплялась победами нашей армии на фронтах, а немецкие солдаты и офицеры видели уже гибель своего Третьего рейха. Укреплял наше моральное состояние и норвежский народ своим сочувствием и помощью. Не сказать о помощи норвежского народа и его организации Хаймат-фронт я не могу. Несмотря на незначительность населения на острове, мы, выходя на работу, часто находили меж камней и кустов свертки с продуктами.
Лично мне удалось установить связь с норвежской организацией Сопротивления, так называемым Хаймат-фронтом.
Было это так. Однажды я работал в группе пленных на переборке картофеля для нашей кухни в ямах городского сквера в г. Берген. Метрах в двадцати от нас норвежцы рыли котлован для убежища. Конвойных было всего два человека. Среди солдат было немало таких, которые сочувствовали нам и сквозь пальцы смотрели на некоторые нарушения порядка. Эти оба солдата были именно такие. Очень важным нарушением для нас был товарообмен с норвежцами. Мы якобы продавали, а норвежцы покупали у нас за хлеб и табак некоторые наши незатейливые поделки — трубки, шкатулки, куклы-матрешки. Солдаты «товарообмену» не мешали. А это была скрытая помощь нам норвежского населения, Красного Креста и Хаймат-фронта. Ведь наши поделки не стоили и куска хлеба, а нам за шкатулку давали по 5—10 буханок хлеба. Немцы удивлялись, что так много нам норвежцы платят, и говорили на них «фильдум» — дураки, но дураками-то оказались фашисты. Во время этого товарообмена я на английском попросил сообщить фронтовые новости, прислать газеты. Норвежцы сообщили, что наши войска взяли Курск, Киев. Пообещали завтра положить в уборной газеты.