Позднее нам довелось ознакомиться с лагерем в Рюге, где в руководстве стояли такие же провокаторы, как Гогин. Они так терроризировали наших людей, что они даже в присутствии советской миссии отказывались вернуться на Родину. Когда их убрали, наши люди со слезами рассказывали, каким издевательствам их подвергали, как заставляли давать подписку о невозвращении на Родину. Несомненно, Гогин повел бы такую же политику, и, возможно, мы не увидели бы своей Родины, ведь превратили же такие предатели наши некоторые лагеря в лагеря для перемещенных лиц, и до сего времени наши люди мыкаются на чужбине. На Родине этого провокатора судили, и он получил по заслугам.
Мое первое побуждение, порыв был такой: немедленно своим судом судить провокаторов. Но потом благоразумие взяло вверх. Все же это был бы самосуд. Если бы мы узнали об их предательстве до освобождения, тогда другое дело, а сейчас совершенно необходимо доставить их на Родину и судить там. Так это и было сделано.
Утром 8 мая наш лагерь полностью преобразился в военный городок Красной Армии. Проволоку порезали, вышки поломали. Над бараками взвились красные флаги. Теперь уж не было в мире таких сил, которые смогли бы загнать нас обратно за проволоку. Мы погибли бы все до единого, но не стали бы вновь военнопленными.
Среди имущества, взятого у немцев, были радиоприемники. Мы установили среди нашего городка мощные репродукторы. После четырех лет неволи мы с радостным трепетом сердец слушали голос Москвы, бой кремлевских курантов, последние известия, нашу музыку и наши песни. Это была самая лучшая музыка для наших изболевшихся душ. Всей тысячной толпой мы неподвижно, замерев, затаив дыхание, стояли у репродукторов, с жадностью ловили каждое слово, каждый звук, поздравляли друг друга, обнимались и, не стесняясь, плакали от радости. А потом всю ночь пели песни, плясали, вспоминали эпизоды минувших бед, делились мечтами о будущем. Всю ночь и весь следующий день, 9 мая, мы не ложились спать, мы жили единой жизнью с Родиной, наши сердца бились в унисон с нашим большим сердцем Родины, имя которому — МОСКВА.
Восьмого же мая к нам в гости пришли норвежцы. Шли целыми толпами. Они выражали свою признательность советскому народу за разгром фашизма, за освобождение их Родины от оккупантов.
Мы, в свою очередь, благодарили их за спасение нас от голодной смерти, за дружеские чувства, за помощь в борьбе с фашистами.
Трудно передать, что творилось в эти дни в нашем городке и в наших бараках. Более недели у нас и норвежцев был сплошной праздник. В немецких складах оказался хороший запас продовольствия: мука, крупа, бекон, колбасы, сыры, масло, мясные и рыбные консервы, сигары и сигареты, различные вина. В подсобном хозяйстве было несколько коров и несколько десятков свиней. Коров мы передали норвежцам, свиней стали резать для своего котла.
9 мая мы организовали массовый банкет в честь Победы. В центр городка из всех бараков стащили столы и завалили их всеми видами продуктов, которые имелись в немецких складах. С утра стали подходить норвежцы. Мы усаживали их за столы и угощали со всем нашим русским размахом. Особо отблагодарили тех, кто «забывал» свои завтраки в местах нашей работы. Помнится, на одном строительстве с нашими работал норвежец-плотник, старик. Он систематически «забывал» свой обед, а мы его аккуратно подбирали. Я примечал, что старик целыми днями махал топором на голодный желудок, подкрепляясь только кофе. Нам стало стыдно брать его обед, отказывались, а он все же продолжал «забывать».
В дни нашего праздника я специально поставил у ворот «караул» для встречи этого старика. Он пришел в первой половине дня 9 мая. Мы всей рабочей бригадой, с которой он работал, окружили старика, подняли на руки, покачали, расцеловали все по очереди и затем на руках же отнесли к столам. Некоторые, не знавшие о старике, спрашивали:
— Кого качаете?
— Норвегию качаем! — смеялись мы и кричали «ура».
Усадили старика на самое почетное место, и я всем присутствующим рассказал, почему он пользуется у нас таким почетом. За столом — гром аплодисментов. Все встали, приветствуя скромного норвежского героя, а он говорил, что ничего, мол, особенного не сделал. Одарили мы его таким количеством продуктов, что он их еле унес. Долго помнилась его фамилия, но — увы! — память подвела. Помню только, что он житель поселка Берген.
Праздник продолжался несколько дней. За это время у нас перебывали сотни гостей — мужчин и женщин, стариков и детей.
Познакомились мы также с нашими товарищами по подполью, с членами Хаймат-фронта. Среди них были руководитель окружной организации Харальдсен (кличка «Мартин»); руководитель организации г. Тонсберга Карл Бернер (кличка «Фосс»); руководитель Красного Креста, профессор, доктор медицины Антон Гервель; члены Красного Креста и Хаймат-фронта доктор Шрайнере и Валентина Абрагамсен.