Во второй половине дня наш эшелон прибыл в Выборг. Это был город, представляющий собой развалины после недавно отгремевшей войны. В районе железнодорожной станции я не увидел ни одного целого здания. Подошли мы с Калиниченко к вагону с арестованными. Ищем, кому же доложить о прибытии эшелона, передать документы и арестованных. Видим: вдоль эшелона стоит уже оцепление из солдат войск НКВД. На перроне ходят офицеры из войск НКВД. Группа офицеров подходит к вагону. «Это что за арестованные? — спрашивают они. — А ну-ка выходите из вагонов». Услыхав это, я обратился к одному из офицеров, к подполковнику: «Я начальник эшелона, мне нужно сдать людей по счету, документы и арестованных. Это власовцы, гестаповцы и полицаи. Кому я должен их передать?» Подполковник сказал: «Давайте сюда документы». Калиниченко протянул ему пакет со списками и компрометирующими документами. Раздалась команда: «Всем арестованным выйти из вагонов! Конвою передать винтовки! Всем идти в казарму! Солдаты вас поведут!»
Выстроились мы в шеренгу и под конвоем пошли в казарму. Эти фашистские преступники шли рядом с нами, обедали, спали рядом с нами. С чувством омерзения приходилось отодвигаться от такого соседа по нарам. Лежал я и думал: что здесь произошло? Почему нам устроили такое братание с этими фашистскими ублюдками? Долго думал, но ничего не придумал. Не мог объяснить этого факта. Получалось так, что нас с ними уравняли тоже как преступников. Допускаю, что и сейчас эти преступники где-то живут, затаясь.
В Выборге мы жили три дня. Сюда прибывали новые эшелоны из Норвегии. Ехал весь наш 1-й офицерский полк. Никто нас не беспокоил. Кормили нас хорошо. Мы получали солдатский фронтовой паек. Набросились мы на солдатские щи, борщ, гречневую кашу с мясом, черный хлеб показался нам пирожным. Ведь в Норвегии англичане нас кормили белым хлебом, и он нам до чертиков надоел. И мы поняли, что нет ничего вкуснее русского ржаного черного хлеба.
На четвертый день начали нас вызывать в контрразведку, где заполнялись на нас анкеты: имя, фамилия, звание, должность на фронте, место жительства до войны. На меня анкету заполнял капитан контрразведки. Заполнив анкету, он сказал: «Да, был такой Новобранец, но, по нашим данным, вы были убиты в бою в Подвысоком, как же вы умудрились воскреснуть?» Оказывается, моя жена получила в 1941 году на меня «похоронку» и единовременное пособие. Но я уже успел сообщить жене, что «воскрес из мертвых» и еду домой… «Ваши сомнения, — сказал я капитану, — можно легко рассеять. Организуйте мне встречу с бывшим начальником Разведывательного управления Генерального штаба генералом Голиковым. До войны я работал под его началом и из разведцентра уехал на фронт. Кроме него меня знают многие товарищи в Москве». — «Хорошо, — сказал капитан, — раз «воскресли» — поезжайте домой. Завтра утром в 10 часов отправляется эшелон».
На следующий день нас выстроили и повели на железнодорожную станцию Выборг. Отъезжающие были из разных лагерей, но подавляющее большинство было из нашего офицерского лагеря. Но почти все — военнопленные 1941 года. Погрузили нас всех в товарные вагоны и набили так плотно, что мы еле вместились на полу и на нарах. В один вагон со мной попали подполковник Калиниченко, подполковник Заикин, старший батальонный комиссар Глухов и др.
Поезд тронулся, а мы поехали дальше в глубь страны. Охраны никакой не было, и мы могли свободно на каждой станции выходить. С большим любопытством мы рассматривали населенные пункты, разрушенные войной, худых, изможденных, плохо одетых женщин, стариков, детей, инвалидов. Надолго это запечатлелось в каждом из нас. Какая разительная перемена по сравнению с недавно оставленной Швецией!
На каком-то из перегонов, на остановке, мы вдруг увидели прогуливающихся вдоль перрона около нашего эшелона солдат с автоматами и офицеров из войск НКВД. Откуда они взялись? И что это все значит? Как потом оказалось, это наш конвой, и подсел он к нам в эшелон неизвестно когда и где.
Мы приближались к Москве. На одной из пригородных станций Перово (тогда это был пригород Москвы) наш эшелон надолго остановился. Было около 12 часов дня. И здесь произошла наша первая встреча на родной земле с родным народом. Впечатления от этой первой встречи остались в памяти на всю жизнь. Как только эшелон остановился, нас сразу же окружила многотысячная толпа людей — главным образом женщины, старики, дети, рабочие. У нас создалось такое впечатление, что люди знали о прибытии нашего эшелона, о том, что везут пленных. Они подбегали к дверям каждого вагона, вытаскивали нас из вагонов. Мы были одеты в форму немецких концлагерей, которые мы недавно оставили, но это не смущало людей. Они нас обнимали, целовали, плакали и спрашивали нас, как это мы уцелели. Расспрашивали о своих — не встречали ли их в плену. А были отдельные трогательные встречи с родными: отец встретил сына, жена — мужа. Произошла и моя встреча с женой. Тоже очень трогательная. Жена сказала: «Я не верила, что ты убит, вот ты и воскрес».