Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Существует давно известное международное правило: в случае военной опасности отпуска офицерам не разрешаются, а их семьи и гражданское население заблаговременно эвакуируются из района возможных боевых действий. Но сталинское правительство не позаботилось о семьях военнослужащих. Семьи офицеров пограничных войск попали под внезапный удар фашистов, и в большинстве своем женщины, старики и дети погибли в военных городках от бомбежки фашистской авиации. Вывозить семьи самим офицерам было категорически запрещено. Как теперь стало известно, на Прибалтийском фронте за день до начала войны решением командования фронта семьи военнослужащих были вывезены из военных городков, но Сталин, узнав об этом, завернул их по дороге обратно. Этим он хотел показать Гитлеру свои мирные намерения. Семьи, возвращенные обратно в военные городки, попали утром 22 июня под бомбежку. Женщины, старики и дети погибли, не успев доказать Гитлеру сталинские мирные намерения.

Разговоры с этого «семейного» вопроса и начались. Большинство возмущалось, почему высокое начальство не предупредило о предварительной эвакуации семей в глубокий тыл. В эту часть разговора я не вмешивался. Я хорошо знал, почему семьи пограничников первыми попали под гусеницы фашистских танков, почему для всех военных, даже для пограничников, нападение оказалось неожиданным.

От семейных разговоров перешли к комментированию заявления ТАСС, речи Молотова и к оценке событий. Некоторые удивлялись, почему первым не выступил Сталин, но потом «по привычке» сами для себя объяснили его молчаливость «гениальной» придумкой, которая несомненно скажется на ходе военных событий.

Оживленная беседа завязалась вокруг вопроса о продолжительности войны. О конечном исходе войны сомнений не было: наши войска, конечно, достойно встретят врага на границе и немедленно погонят его в глубь Германии.

Наша армия была заражена «шапкозакидательскими» настроениями. Сказалась историческая преемственность от старой русской армии. Мы «шапками закидали» японцев в 1904–1905 годах. Потом «шапками закидали» немцев в 1914–1918 годах, потом японцев на Халхин-Голе, потом финнов. Эта слепая самоуверенность владела и всем нашим командованием сверху донизу. Почти двадцать лет Ворошилов и все его бездарное окружение воспитывали нас в твердом убеждении: «воевать будем на чужой территории», «ни одной пяди своей земли не отдадим никому», «на удар ответим двойным и тройным ударом»!

Такие настроения царили и в нашем вагоне. У всех было сверх меры воинственное, «шапкозакидательское» настроение.

Первое время я сидел, слушал и молчал. Но в душе радовался: какие же у нас командиры! Нет и намека на панику, нет трусливых глаз. Все готовы мужественно схватиться с врагом. Если бы этому народу да умное дальновидное правительство!

Не было у нас тогда такого правительства! Новый начальник Генштаба генерал Жуков разделял мнение Сталина, что фашисты будут честно выполнять договор о ненападении. Вместо того чтобы приводить в боевую готовность армию и страну, начальник Генштаба начал борьбу с «паникерами» и «провокаторами войны».

Но все же «нелегальная» разведсводка № 8 и другие разведсообщения, по-видимому, были приняты всерьез. Военные округа за неделю до войны под видом «командно-штабных учений» начали развертывать фронтовые и армейские управления.

Начало войны мне представлялось в очень мрачном виде. Вспоминались наши «победы» на Халхин-Голе и в Финляндии. Прислушиваясь к разговорам офицеров, я подумал о том разочаровании, которое их охватит, когда они столкнутся с действительностью. И решил внести немного трезвости в боевой пыл своих спутников, осторожно заметив:

— Сомнений, конечно, нет, победа будет за нами. Но мне кажется, что некоторые товарищи ошибаются, полагая закончить войну в два-три месяца. Враг силен, он захватил всю Европу и опьянен успехом. К его услугам вся промышленность Европы. Поэтому война может затянуться на многие годы, и в борьбе с врагом возможны отдельные неудачи и даже поражения.

Мои замечания вызвали бурное негодование. Посыпались злые и колкие реплики о том, что, мол, есть в армии паникеры, люди с пораженческим настроением. Таким людям, особенно с офицерским званием, не место, мол, в армии. Сидевший рядом со мной полковник, кажется начальник политотдела 6-й армии, человек умный и дальновидный, потянул меня за рукав и шепнул: «Вы что, хотите, чтобы вас выбросили в окно? Не спорьте».