В те времена отвести удар «стукача», доказать, что «ты не верблюд», было очень трудно, почти невозможно. Не смог этого сделать и Савченко. За это его сняли с работы и представили к демобилизации. Искренность, взволнованность Савченко, его умные усталые глаза убедили меня, что передо мной очередная жертва нашей «бдительности». Честных, преданных партии и Родине людей я как-то умел по интуиции угадывать. И решил ему помочь. Позвонил Ильичеву и доложил, что Савченко хорошо знает афганский язык (фарси), знает Восток, что он из золотого фонда наших кадров и увольнять его из армии нельзя. Я заявил, что беру Савченко в свой отдел.
Ильичев возразил, что делать этого нельзя, что Савченко политически ненадежен. Я взял на себя всю ответственность. Тогда в разведке существовал такой порядок, что можно было брать на работу в информотдел любого офицера с любой политически отрицательной характеристикой, данной органами, но тогда я отвечал головой за этого офицера, и, где нужно было, я этим правом пользовался.
— Ну-ну, смотрите, — сказал Ильичев и положил трубку.
Я не ошибся в Савченко. Он работал в информотделе до войны. Потом был на фронте, хорошо воевал. Сейчас он генерал-майор и продолжает работать. Последнее время был начальником военной кафедры в Дипакадемии. Возможно, он до сих пор не знает, как с ним хотели расправиться Ильичев и Голиков.
Еще в более тяжелом положении оказался полковник Тагиев. Работник он был хороший, но не каждому везет. Тагиев «провалился», как и Зорге, но ему удалось избежать ареста и скрыться. Потеряв связь с Центром, без средств, он был вынужден длительное время под видом дервиша странствовать по странам Востока. В одной стране ему удалось связаться с нашими работниками, которые и помогли ему возвратиться в СССР.
А на Родине его встретили как врага. Квартиру у него еще раньше забрали, вещи разграбили, а теперь представили его к демобилизации. И опять этот лицемер Ильичев направил его ко мне для выяснения его деловых качеств.
Тагиев от волнения, обиды, от тяжких переживаний во время скитаний и на Родине первое время не мог даже говорить со мной. Сильный, мужественный человек, опытный разведчик… плакал! Выслушав его трагическую историю, я был возмущен, мне было горько и стыдно за наше руководство, так бездушно относящееся к своим работникам. Полковник Тагиев прекрасно знал восточные языки, почти все восточные предполагаемые театры военных действий прошел собственными ногами. Его наблюдения были чрезвычайно ценными.
И опять я стал «отбивать» хорошего работника у Ильичева. Он возражал, предупреждал меня, говорил о «бдительности». Но я настоял на своем. Выразил свое возмущение и генералу Голикову. Надо в данном случае отдать ему справедливость. Он дал согласие на работу Тагиева в информотделе, помог ему вернуть квартиру и возместил потерю имущества.
Тагиев работал в информотделе над рядом военно-географических описаний восточных стран и доказал свою ценность как работник.
После ряда таких столкновений со своим руководством, продолжая отстаивать свою «паникерскую» позицию насчет надвигающейся войны, я почувствовал, что надо мной собираются грозовые тучи. Со дня на день я ждал и гадал: когда и какая будет разрядка, насмерть убьет или только «оглушит»? И вот в начале мая 1941 года — первая «гроза». Заходит ко мне незнакомый генерал. Встаю и жду, что он скажет.
— Я новый начальник информотдела генерал-майор Дронов, — представился он. — Кажется, это для вас неожиданность?
— Да, — отвечаю, пытаясь скрыть свое волнение, — приказа об этом я не читал, меня даже устно не предупредили. Разрешите позвонить генералу Голикову?
— Пожалуйста.
Звоню:
— Товарищ генерал, когда прикажете сдавать дела генерал-майору Дронову?
— Сдавайте сейчас же.
— Есть сдавать сейчас же.
Передал я Дронову бумаги, книги, сейф и вышел из кабинета.
«Ну вот, — думаю, — теперь началось… Чем же дальше угощать будут?»
Ждать долго не пришлось. Вызвали в отдел кадров.
— Не желаете ли поехать в отпуск? — спросил меня начальник отдела кадров полковник Кондратов.
— Но я же был в отпуске в этом году… По закону два отпуска в год не полагается.
— Ничего, — успокаивает меня Кондратов, — в нашей системе полагается. Начальство… — с нажимом на это слово сказал он, — начальство предлагает вам выехать в Одессу в Дом отдыха Разведупра.
Если начальство так обо мне «заботится», как можно возражать?
В начале июня я выехал в Одессу. С каким чувством и в ожидании каких «благ» — можете сами догадаться…
Я жил в период начала и полного расцвета культа личности Сталина и являюсь живым свидетелем последствий этого культа. При мне произошли массовые аресты и физическое уничтожение неугодных Сталину и его клике ни в чем не повинных людей, в первую очередь офицерских кадров. Я был маленький человек, незаметный разведчик-подполковник, но по долгу службы в Разведупре много знал государственных тайн и имел некоторое представление о действиях центрального партийного, советского и военного руководства.