Мерецков и Василевский «ползали» по моей карте, внимательно изучая группировки немецких войск. Прикидывали, в каком направлении могут быть введены главные силы фашистов. В конце доклада Мерецков спрашивает меня:
— Когда, по вашему мнению, можно ожидать перехода немцев в наступление?
— Немцы, — отвечаю, — боятся наших весенних дорог, распутицы. Как только подсохнут дороги, в конце мая — начале июня можно ждать удара.
— Да, пожалуй, вы правы. — Мерецков и Василевский начали накоротке обмениваться между собой мыслями, прикидывать необходимое время для развертывания армии и приведения страны в боевую готовность. Хотя они говорили между собой тихо, но мое ухо уловило: Василевский называл срок — шесть месяцев. Я понял, что уже не хватало времени для переведения страны и армии на военное положение.
— Да, времени у нас в обрез, — сказал Мерецков. — Надо немедленно будить Тимошенко, принимать решения и докладывать Сталину.
— Товарищ генерал! — обрадованный удачным исходом доклада, воскликнул я. — Если вы думаете изложить ему этот доклад, то он у него будет через два часа. Я направил ему такой же доклад фельдъегерской связью. В шесть часов утра он его получит, а два часа погоды не сделают и ничего не изменят.
— Ах так! Вы уже направили ему доклад?
— Да, конечно. И не только ему. Доклад и сводки посланы Сталину, Ворошилову, Маленкову, Берии и другим, — начал перечислять.
— Значит, к утру все будут знать о положении дел на границе?
— Конечно.
— Очень хорошо! Спасибо! — Мерецков пожал мне руку. — Вы свободны. Идите отдыхайте.
Из Генштаба я не шел, а летел на крыльях. Вот хорошо, думаю, не все такие твердолобые, как Голиков, есть в Генштабе светлые головы. Хрустел и звенел под ногами подмороженный асфальт. Утренний морозец охлаждал разгоряченное лицо, и моя фантазия разыгралась. Сегодня утром, думаю, Мерецков и Василевский доложат Тимошенко, а затем Сталину о положении дел на границе. Будет, конечно, созвано экстренное заседание Политбюро, и будут приняты важные решения о скрытой мобилизации, о развертывании армии и перестройке промышленности. Опыт войны во Франции будет изучен и будут приняты решительные меры по повышению боевой подготовки армии, по оснащению ее большим количеством артиллерии, противотанковыми и противовоздушными средствами. Будут созданы танковые армии. Эти армии, схлестнувшись с немецкой танковой армией, должны разбить ее наголову. Мечтал я и о том, что учение Д.М. Карбышева о применении оперативных инженерно-саперных заграждений типа «саперная армия» против танковых масс найдет свое отражение в армии. Теперь, думаю, господа Браухичи и Рундштедты, вы получите по зубам. Это вам не Франция! Получите и вы, фашисты, «блицкриг». Наша армия стоит на границе, и, схлестнувшись с ней, немцы покатятся назад.
Мечтам моим не было границ. Но увы! Им не суждено было осуществиться даже в малой доле.
Через несколько дней после моего доклада сняли с должности начальника Генштаба Мерецкова. Теперь уже стало известно, за что был снят Мерецков. На совещании Главного военного совета совместно с членами Политбюро он заявил, что война с Германией неизбежна, что нужно переводить на военное положение армию и страну. Нужно укрепление границ. Его посчитали «паникером войны» и отстранили от должности начальника Генерального штаба, назначив вместо него генерала Жукова. Не знаю, каким чудом уцелел Василевский, ведь он придерживался таких же взглядов, как и Мерецков и многие другие. Это просто счастье, что Василевского не арестовали! Неизвестно, как сложился бы ход войны, если бы не было Василевского. В этот период он сильно заболел, что, возможно, и спасло его от расправы.
Новый начальник Генштаба повел совершенно отчетливую и твердую линию «мирного сосуществования» с фашистами и дружбы с ними в духе доклада Молотова. Он начал борьбу с «провокаторами» и «паникерами войны». Эта борьба коснулась и моего отдела.
В Информационном отделе было заведено круглосуточное дежурство. Дежурный офицер получал ночную зарубежную информацию. Это было важно для немедленной фиксации всех передвижений немецких частей и тыловых учреждений. Например, подвижных полевых госпиталей. Такая, казалось бы, «мелочь», как прибытие полевых передвижных госпиталей, могла служить сигналом готовности немецкой армии к наступлению. Подвижные госпитали в мирное время не развертываются. Потребность армии удовлетворяется стационарными госпиталями, а при подготовке к наступлению они развертываются, готовятся к маршу, выходят в исходное положение. Важно было зарегистрировать этот момент выдвижения. Поэтому мы и следили за немцами круглые сутки.
Начальник Разведупра Голиков вызвал меня к себе и в грубой, резкой форме приказал отменить дежурства:
— Довольно мне здесь воевать и разводить панику.