Новый начальник Генштаба генерал Жуков, осуществляя, по-видимому, дружеские взаимоотношения, организовал для нас просмотр немецких военных фильмов. Например, о разгроме Варшавы. Там устрашающе было показано действие немецкой авиации при варварской бомбардировке польской столицы. Я смотрел фильм и думал: «Зачем все это нам?»
Невольно напрашивался вывод, что кто-то хочет запугать нас могуществом немецкого оружия. Во всяком случае, ничего поучительного для нас в этих фильмах не было. Можно было бы их совсем не показывать. А если уж показывать, то после просмотра необходимо было дать критический комментарий. Ничего подобного не было. Просто нас «попугали» и отпустили. Точно такую же демонстрацию этого кинофильма немцы устроили для норвежского Генерального штаба перед нападением на Норвегию. Не правда ли, знаменательно?!
Для нас, офицеров Генштаба, и для всей армии было бы полезней изучить опыт франко-немецкой войны 1939–1940 годов. Однако новый начальник Генштаба считал, что в этой войне ничего поучительного для нас не было. Это стало для нас ясным, когда мы получили от него ответ на наш доклад «Опыт франко-немецкой войны 1939–1940 годов», о котором я уже говорил. Такое отрицательное отношение к нашему документу огромной значимости потрясло нас. Выходит, что все наши труды пропали даром?! Однако согласиться и примириться с таким мнением начальника Генштаба мы не могли. Если документ не нужен Жукову, то, несомненно, будет нужен армии. Тогда мы секретный официальный отчет о франко-германской войне рассекретили, размножили в типографии и, опять же, нелегально разослали войскам: пусть хотя бы армия изучает этот опыт…
Между тем сообщения о новых перебросках немецких войск на наши западные рубежи продолжали поступать. Наша тревога усиливалась. Не выдержав, я решил проверить, что же делается для обороны страны.
В оперативном управлении Генштаба работало несколько моих товарищей по Академии Генштаба. Начальником Среднеазиатского отдела работал полковник Шарохин, Западного — генерал-майор Кокарев, по тылу — полковник Костин.
Полковник Шарохин на мой вопрос, что делается на наших западных границах, ответил:
— Знаю, что положение опасное, но что предпринимается с нашей стороны — не знаю. Может быть, я не в курсе. Зайди к Кокареву.
Зашел к Кокареву.
— А-а! — весело и радушно встретил меня Кокарев. — Разведка пришла. Здорово! Честь и место. А теперь скажи, что ты нас своими сводками пугаешь?
— Не я пугаю, а немцы. И не только пугают, а скоро бить нас будут.
Веселая мина с лица Кокарева слетела. Уже вполне серьезно сказал:
— Да, ты прав. Весной немцы ударят, а мы, как страусы, сунули головы в вороха бумаг, в пакт о ненападении и прочие немецкие «мирные заверения»… и кричим о мире. А кто против — так те «паникеры» и «провокаторы войны». Новое начальство таких выгоняет. На границе у нас ничего нет. Наберется, может быть, 40 дивизий, да и те занимаются не тем, чем следовало бы…
— Для первого случая, — говорю я, — нужно не меньше ста дивизий.
— Что ты! Попробовали заикнуться еще при Мерецкове, но нам ответили, что для перемены дислокации только одной дивизии потребуются миллионы рублей. Ворошилов запретил даже разговаривать об этом.
Удрученный, ушел я от него. По дороге неожиданно встретил начальника Дальневосточного отделения полковника Шевченко. Он остановил меня:
— Стой! Вот ты мне и попался. Сейчас я с тобой рассчитаюсь. Ну и подвел же ты меня!
— Как? Чем?
— А помнишь книгу о Халхин-Голе? Ты как-то еще о гонораре договаривался.
— Ну еще бы не помнить! Очень нужная книга. Давай гонорар, я тоже ее писал.
— Тебе не гонорар нужно дать, а по шее накостылять. Меня на днях Жуков выгнал из кабинета, и вот ожидаю решения своей судьбы.
И полковник Шевченко рассказал мне о совершенно диком случае.
Дальневосточный отдел Генштаба подготовил наш коллективный труд опыта войны на Халхин-Голе к печати и передал ее на утверждение Мерецкову. Тот не успел сдать ее в печать, и книга попала в руки Жукова. Новый начальник Генштаба вызвал Шевченко и спрашивает:
— Ты что это сочинил? Ты там был?
— Нет, не был. Но книгу прислал штаб фронта. Они подробно изучали опыт войны на месте. Я считаю их выводы правильными.
— Правильными?! — закричал Жуков. — Ты хочешь подорвать мой авторитет?! Да я тебя в бараний рог согну! Раздавлю, и мокрого места не останется! Вон (к такой-то матери)!!!
Шевченко пулей вылетел из кабинета и вот сам не свой ожидает своей участи.
Такая же судьба постигла позднее и меня, и всех членов авторского коллектива, посмевшего критически оценить действия наших войск в этой книге. Однако у меня была еще и другая статья «преступлений»: «паникер», «провокатор войны».
Приход Жукова в Генштаб ознаменовался крутой расправой со всеми «паникерами» и «провокаторами войны», которые указывали на возможность военного нападения Германии. Расправа коснулась и разведки. Начали вызывать из-за рубежа всех «провинившихся».