Эти сведения мне показались интересными и укрепили наше желание пробраться в Одессу. Говорят, «утопающий за соломинку хватается». Так и мы ухватились за эти катакомбы, а пробраться к ним было невозможно. Ведь Одесса была блокирована румынскими пехотными войсками. Но желание скорее пробраться к своим притупило чувство осторожности. Мы решили идти с парнями. Да иного выхода мы и не видели. Выходить на восток уже было нельзя, фронт катился все дальше, и догнать его уже было невозможно.
А Одесса еще держалась и была гораздо ближе.
И мы пошли в свою трагическую неизвестность за своей смертью. Интуитивно предчувствуя смертельную опасность, я принял некоторые возможные меры. По дороге я разработал для себя легенду. Фамилию взял материнскую девичью — Даренко Василий Андреевич, рабочий Кировоградского завода сельскохозяйственных машин. Сидел в тюрьме за агитацию против займов. При подходе немцев меня выпустили. А сейчас иду в Одессу, где надеюсь получить работу в порту. Сведения о Кировоградском заводе я почерпнул от своих же спутников. Сам же в Кировограде я никогда не был и до сего времени не знаю, был ли в то время там завод сельскохозяйственных машин.
Комиссару я посоветовал тоже разработать для себя легенду и хорошо ее выучить. Он вначале отмахнулся, посчитав мой совет чуть ли не мальчишеством. Тогда я просто приказал создать легенду, в которой должно быть указано, что мы познакомились с ним случайно вот в этой беженской группе. Он обещал легенду придумать и мне сообщить. Но так и не сообщил, а я забыл проверить.
К Березовке мы подошли в пасмурный сентябрьский день. Городок расположен в низине. С холма было видно, что он забит немцами. Что-то заныло у меня под сердцем. Я человек не суеверный, но какое-то предчувствие шептало мне: «Не ходи в Березовку! Смертельно! Опасно!» Поддавшись этому чувству, я предложил своим спутникам:
— Свернем с дороги вон на ту сторону. Пройдем через огороды.
Все дружно запротестовали — если, мол, идти стороной, то скорее вызовем подозрение. Решительнее всего настаивал на прямой дороге комиссар — бедняга не знал, что сам лезет в могилу.
Настаивать я не хотел, и откалываться было нельзя: дорогу в катакомбы знали парни, значит, и я должен был идти с ними.
Шли по центральной улице. Во дворах и на площади располагались немецкие войска. Солдаты ходили полуодетые, умывались около колодцев. А какой-то генерал мылся в чем мать родила прямо на площади в пластмассовой ванне на виду у населения и солдат. Денщики подносили воду и старательно обмывали обрюзгшее генеральское тело.
Вдоль домов медленно шла машина. На ее подножке стоял солдат. Около каждого дома машина останавливалась, и солдат требовал у хозяев:
— Яйки! Млеко! Сало!
Жители торопливо выносили. А те, которые разводили руками и говорили «нет», получали удары плетью по лицу, по голове.
Я шел и прикидывал в уме: здесь около двух полков; будь у меня сейчас полтораста прежних боевых ребят, я бы им ночью устроил «сабантуй», многим бы не потребовалось ни млека, ни сала. Но увы! Это были только бесплодные мечты!
Вышли в центр городка. Наши спутники предложили сесть на скамейку около какого-то дома и передохнуть. Парни Борис и Наум и одна из женщин с детьми пошли проверить, что у них творится дома. На скамейке остались вторая женщина и я с комиссаром. Мы сидели и перебрасывались пустяковыми репликами. Комиссар вдруг встал и пошел во двор. Был там примерно полчаса. Через полчаса со двора вышел высокий худой и чуть сутуловатый мужчина в белой рубашке. Он подозрительно осмотрел нас и пошел через площадь. Вернулся и комиссар, сел около нас, стал лузгать семечки. Я спросил, зачем он ходил в хату.
— Ходил напиться.
Вдруг вижу — через площадь к нам направляется группа автоматчиков, и с ними два гражданских. Один — хозяин дома, около которого мы лясы точим. Сердце дрогнуло.
— Ты в хате ни с кем не болтал? — спрашиваю комиссара.
— Нет, ни с кем.
Может, не к нам автоматчики идут? Нет — к нам. В это же время из-за угла вышли к нам Борис и Наум. Женщина с детьми осталась дома, а парни пришли за нами. Машинально опускаю в корзинку женщины свои документы, завернутые в носовой платок. Автоматчики подошли и через переводчика потребовали документы.
— У меня документов нет, — отвечает комиссар, — я рабочий, беженец. Мой дом разрушен, ищу работу.
— А вы кто?
— Я рабочий Даренко, выпущен из Кировоградской тюрьмы. Иду в Одессу искать работу.
— А вы? — спрашивает переводчик Бориса и Наума.
— Мы местные жители. Живем (называют улицу).
— Юде? — спрашивает старший автоматчик.
— Это жиды, — подтверждает хозяин дома, — я их знаю.
— Ком! — махнул рукой автоматчик парням и нам.
— Женщина остается, — сказал переводчик, — мужчины пошли.
Привели нас в школу. Дежурный офицер спросил хозяина дома:
— Кто заходил к вам в дом и о чем говорил?
— Вот этот тоже, видно, жид, — указывает хозяин на комиссара. — Попросил воды, а потом начал говорить, что скоро красные придут и немецкая армия будет разбита. Как я такое услышал, так и побежал к вам.