Я принес вам огонь!

Пытаясь достать рослого воина прямо перед собой, я отвлекся, но когда справился — все же успел рассмотреть, что вражеский капитан, а через мгновение и его знаменосец — рухнули…

«…Победа!»

На ногах не осталось ни одного врага. Даже вовремя сообразившие бросить оружие и, самое главное, получившие этот шанс на пощаду, сейчас предпочитали излишне не отсвечивать, и оставаться на коленях.

Сразу после драки, безопаснее всего было посвятить время молитвам. И лучше всего — не очень громким. Боевая горячка все еще кипела в крови у победителей, поэтому за раздражающий звук можно было и отхватить… со смертельным исходом.

Весь бой — сколько он там шел: двадцать минут, полчаса, день? — я только и пытался не выпасть из боевой «мясорубки», в которую мы превратились. Был постоянный, и просто неимоверный соблазн, ускориться и «всех перебить»!

Не будь в строю сплошь ветераны, практически не нуждавшиеся в управлении, все прошло бы, наверное, совсем не так удачно. И уж точно — не удался бы тот «фокус», в самом начале, когда мы сразили копьями всего троих, но какие-то раны получила, как минимум треть всех оставшихся канаанских штурмовиков.

Я прекрасно помнил, как один такой истек кровью и вырубился всего минуты через три после того, как мы сошлись. Воин просто — стоял-стоял, и раз — его уже потащили в тыл…

Так что кровь в жилах у меня тоже «кипела». Хотелось что-то говорить, двигаться, или наоборот сесть и замереть, но бой был далеко не первый, поэтому я не велся на все эти адреналиновые соблазны.

«…Да, жалко только капитана срубили до меня! Кстати — а где он?»

Бросив взгляд в сторону, где видел вражеского предводителя в последний раз, едва успел придержать соседа слева. Остановив замах буквально в последний момент.

Присмотревшись к упавшему «командору» внимательнее понял — нет, без вливания силы — тот не жилец. Да и собеседник — так себе…

Удар тяжелого строевого копья, скорее всего, перемешал ему кишечник, и мучительная смерть — только вопрос времени. Уже сейчас он, наверное, почти ничего не соображал от боли.

Длинное древко клонилось под собственной тяжестью к земле, болезненно выворачивая почти «двухметровым рычагом» засевшее внутри железо, и явно мешало дышать. Но газорский капитан практически не реагировал.

Неуклюже привалившись к борту, он оставался неподвижным. Только прерывистое дыхание через раз пыталось выдувать кровавые пузыри, «подсказывая», что погнутая пластина на груди — это не одно из тех беспокоящих и малоопасных «касаний» оружием. А след сильного — акцентированного — удара, который наполнил капитану легкие кровью.

«…Интересно, хотя бы одно ребро сломали, или это просто травма груди… — отстраненно подумал я, и все-таки не удержался, пустив в дело диагностический „дар жреца“ (он требовал не так уж много сил). — Ах, ты ж, чертов везунчик!»

«Умирающее» тело оказалось просто переполнено энергией. Она, конечно, хлестала во все стороны, и уровень очень быстро снижался, но если бы мы сейчас просто ушли, капитан явно бы выжил. У чувака с копьем в животе такие перспективы могли быть только в одном случае…

— Гм… осторожно вытащи из него копье, сними броню, прочую добычу… проследи, чтобы не добили, и устрой куда-нибудь в безопасное место! Он мне понадобится…

Надиктовав приказы воину (которого все это время так и продолжал держать за локоть), я собрался было уходить, но вспомнил и уточнил:

— …кстати, найди умельца, что так грамотно врезал канаанею по груди… и хозяина копья — тоже! Кажется, одному из них… ну или сразу обоим (пусть сами решат), я собираюсь дать тысячу гельдов. А может — и две. Очень уж в нем много «силы» бурлит… — последнее я проговорил уже про себя.

В этот момент мысли вертелись вокруг совсем другой идеи. Нужно было и здесь своими глазами заглянуть внутрь очередного деревянного «левиафана».

* * *

Старик-предсказатель не ошибся. Штормов и, правда, не было целых две недели.

Только 28 июля море снова перестало быть удобной и сравнительно безопасной дорогой. Единственный минус такой точности — Гаулос все-таки успел получить подкрепления.

Буквально в предпоследние спокойные сутки мимо Малета проследовали восемь крупных галер. Судя по вымпелам — из Газора[80] — ближайшего великого города. Уже через пару дней стало известно, что в его трюмах путешествовали почти три тысячи воинов. В основном — тяжелых копейщиков, набранных среди тамошних ветеранов.

Но к этому моменту шторма все же вернулись, и можно было вроде бы немного расслабиться. Но тут море стало выбрасывать крупные, явно — буквально накануне ходившие по своей воле, «обломки».

Пришлось снова впадать в стресс, и рассылать крупные отряды на все «танкоопасные направления». В смысле — ко всем участкам побережья, где враг мог высадиться живым даже в такую погоду…

…Человеку далеко от моря кажется: вот они многие километры береговой черты. «Высаживайся — не хочу!» Так да не так… Тем более, если припечет выброситься в шторм, чтобы спасти пусть не корабль, так хотя бы команду. Тут и вовсе с выбором беда.