Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах

Была там до конца восстания. Ядвига мне рассказывала, что после восстания поехала со мной поездом в Гродзиск, но я этого совсем не помню. В конце концов привезли мы Иренку родителям. Года три назад кто-то ко мне звонит и говорит по-польски: «Это Ирена». – «Какая Ирена?» – спрашиваю. – «Та самая Иренка, по отцу Домб». – «Девочка?!» – «Нет, – отвечает, – старая баба!» Она психолог, живет в Аргентине, у нее уже внучка. Вот и вся история.

Рикшы, повозки, трамваи. Варшава

Пока ты была на Кемпе, на Панской, кажется, в первый день восстания, погиб Юрек Грасберг. Ты что-то знаешь о его смерти?

Казимеж [Александр Каминский] знал, как это случилось. Когда я еще жила в кибуце, он прислал мне письмо, в котором подробно рассказал, что он точно знает: Юрека убили аковцы. Он писал, что Юрек их умолял связаться с Каминским, он подтвердит… но они, видать, очень спешили.

Ты не знаешь, его убили дома или во дворе?

Точно не в квартире. Знаю, что он вышел из дома с оружием, идиот! Рвался воевать, шел на восстание[196].

А потом?

А потом мы все были в Гродзиске. На улице встретила Алю Марголис[197] и Инку [Адину Блады-Швайгер]. Еще были с нами Лодзя [Лея Сильверштейн] и Цивия [Любеткин], Марек [Эйдельман], Тувия [Божиковский]… До этого они были на улице Промыка, на Жолибоже. Остались там после восстания, их нужно было из Варшавы вытащить. Так что я поехала в Краков за Казиком – он ведь был специалистом по канализациям. Но они как-то вышли сами, с санитарным патрулем. Когда мы вернулись в Гродзиск, эти, с Промыка, уже были в нашей квартире. На следующий день, помню, устроили большую вошебойку. В Гродзиске мы просидели до конца войны. Я очень много ездила потому, что не было никого, кто мог. Была в Ченстохове, в Кельцы привозила деньги Стефану Граеку.

А что он там делал?

Прятался. Он всегда прятался. А ты знаешь, что в нашем доме, в Гродзиске, на первом этаже находилась жандармерия? Это было очень хорошее место. Так или иначе, просидели там до самого конца. А как услышали, что в город входит армия, все вышли на улицу. Я как увидела танки, не знаю, что со мной случилось. Зашлась в какой-то ужасной истерике и убежала домой. Рыдала, рыдала и не могла успокоиться. Было очень пусто и безнадежно. Тогда я по-настоящему почувствовала, как же я одинока. Вообще после войны было тяжело. В чем-то тяжелее, чем во время войны, когда мы все время жили на пределе. А после войны ничего не было. Ничего не осталось…

Недавно, впервые после отъезда в 1945 году, ты была в Польше.

Да. Мне было очень трудно. Но меня растрогала Варшава, когда-то это был мой город.

Спасибо, Люба.

Тель-Авив, май 1989 и октябрь 1999

Люба Гависар умерла 8 ноября 2011 года в Тель-Авиве.

…в 1942 году я вышла из дома и больше туда не вернулась Разговор с Адиной Блады-Швайгер

Вот фотографии <показывает>, которые я делала в кибуце Лохаймей га-Гетаот.

Да, я видела там Антека [Ицхака Цукермана] и Целину [Цивию Любеткин]. А до этого встретила их в Польше. О, фото наших общих лет. Помню их такими. Антек тоже был в Польше. До 1968 года. Потом жутко выглядел. Видела его в «Шоа»[198].

А это могила Тувии Божиковского.

Что ж, если бы им тогда сказали, что они умрут в Израиле, обычной смертью, в своей постели, они бы сочли это чудом.

Завидовали всем, кто умирал. На вопрос: «Где твои родители? – немногие могли ответить: «К счастью, умерли».

Это произносилось с горькой иронией?

Нет, совершенно серьезно. «К счастью, умерли».

Вы видели, как повстанцы выходили из канализации.

Да, да. Правда, я была далеко от этого люка, за углом.

Это было 10 мая?

Да. Я мало что помню. Грязные, заросшие, скорченные, залезают в грузовик. Там стояли какие-то люди и на них смотрели.

Как долго это продолжалось?

Семь минут, пять? Для меня это длилось год. Быстрее, быстрее, и страх – все, что помню.

Вы потом поехали к ним в Ломянки?

Нет, я никогда там не была. Через несколько дней встретилась с Мареком Эдельманом на Снежной[199]. А о Мареке расскажу вам маленькую историю. Стоял прекрасный июльский день. Это было еще до того, как закрыли гетто. Я пришла на работу, в больницу, в очень красивом креповом платье. «Креповое» – важная деталь, креп нельзя мочить. Подошла к окну, а там Марек поливает газон перед зданием. Увидел меня в окне – и невозмутимо направил шланг в мою сторону. Я выскочила через окно (это был первый этаж) – и мы давай драться прямо там, на газоне.