Как ты выбралась на другую сторону?
Тогда я должна рассказать тебе о Юреке Грасберге. Мы были мужем и женой. Перед выходом из гетто нас поженил какой-то раввин. Юрек был харцмейстером[182]
, и у него был старший друг, профессор Каминский.Тот самый Каминский, который вытащил из подвала Марека Эдельмана?
Я ничего об этом не знаю. Думаешь, тот самый? Как тесен мир! Каминский сыграл очень важную роль в моей жизни на арийской стороне. Очень мне помог. Ну вот, Юрек хотел создать скаутскую группу, которая была бы связана с Еврейской боевой организацией. Знаю, что Анелевич на это не согласился, сказал, что скауты могут войти в организацию индивидуально, но не как группа. В один из дней Юрек сообщил мне, что я выхожу на арийскую сторону. Внешность у меня была очень хорошая, польский тоже без малейшего акцента: я ведь не знала идиша. Идея состояла в том, чтобы снять квартиру, которая была бы явкой и пунктом связи с гетто. Этой квартирой должна была пользоваться и организация. Ну вот я и вышла.
Не помнишь когда?
Ты меня о датах не спрашивай, я даты никогда не помню. Это было между одной и другой акцией. Знаешь, когда речь идет о прошлом, у меня вообще нет чувства времени.
Как ты вышла?
Подкупили охрану. Меня вывел какой-то еврейский полицай. Юрек все это устроил. Дал мне адрес какой-то женщины на Воле[183]
, я где-то на теле записала телефон связного Каминского и вышла… За стеной сняла повязку, и тут же пристали шмальцовники. Два молодых поляка. Я им говорю: «Отстаньте, я полька, ходила на шабер[184]». А они: «Ты еврейка, пошли в полицию!» Не помню, то ли дала я им какие-то деньги, то ли нет…Отстали?
Но ведь я есть! А это было только начало.
Ты успела попрощаться с родителями?
Что за вопрос?! Я с ними потом еще два-три раза виделась. Ходила туда-сюда между гетто и арийской стороной… Слушай, я не понимаю, как это так, что я тут спокойно сижу себе и запросто обо всем рассказываю. Ну да ладно. Пришла я к этой женщине на Воле и позвонила связному Каминскому. Пожила у нее пару дней, ждала документы. Общалась только с подругой, полькой. Ее отец был столяром, а она, Алина, была очень красивая, только ужасно чернявая. Я всегда боялась, когда шла с ней по улице. Как-то утром, совсем рано, в мою комнату, в этой квартире на Воле, вошли два гестаповца. «Документы!» – «Нету». – «Нету, потому что ты еврейка!» Не знаю, что у этой жен-щины было с ними общего.
И что дальше было?
Ничего особенного. Смотри, я ведь жива. Один из них был по-ляк-фольксдойче, а другой – немец. Я его крысиную рожу никогда не забуду. «Одевайся! – говорит. – Еврейка не еврейка, пойдешь в гестапо». – «Ну ладно». Оделась. Тогда этот фольксдойче увел меня в другую комнату и говорит. «Слушай, ты ведь знаешь евреев на арийской стороне». – «Конечно знаю», – говорю ему.
А ты не сказала, кто ты сама?
Нет, но это было абсолютно ясно. У меня не было документов, ничего не было, ну и я еще совсем девочка. А он говорит, что у меня хорошая внешность и он даст мне квартиру на Новом Свете[185]
, и хорошие документы, и деньги даст. Я уже в гетто знала, что есть евреи, которые сотрудничают с немцами. Мол, я только должна ему сообщать, где живут евреи, а потом, через какое-то время, меня отправят за границу. Так он мне сказал. Исключительные условия работы, правда? Я никогда не была в такой ситуации, но тут инстинкт жизни подсказал, как надо ответить. Знаешь, вот я сейчас рассказываю, и самой кажется, будто это какая-то сказка.Все это уже неважно.
Немыслимо, какое-то другое воплощение, как будто не моя жизнь. Но они мне поверили. Разрешили остаться и договорились [встретиться] со мной на следующий день возле филармонии. Они ушли – и через полчаса меня уже там не было.
И куда ты пошла?
К Алине. Но вскоре приехал Каминский. Он мне очень помог. В малом гетто уже не было евреев. Все дома теперь принадлежали магистрату, и в них можно было снять квартиру. Так что Казимеж (это был псевдоним Каминского) пошел со мной и назвался моим дядей. (Он уже тогда редактировал «Информационный бюллетень»[186]
.) Каминский помог мне снять квартиру на Панской, 5. Это была мансарда – две комнаты и кухня. Отец Алины поставил под крышей высокую книжную полку, а снизу сделал что-то вроде выдвижного ящика. Так что, если ко мне придут евреи, будет где спрятаться. Опять-таки Юрек собирался прийти и родители, и, может, кто из боевой организации! Да и оружие надо будет где-то прятать.Тебя не пугало то, что должно было происходить на Панской?
Вроде бы нет. Но на самом деле я сейчас не припомню, в каком была тогда состоянии.