Более того, к ним впервые обратились как к человеческим существам. И вскоре белые прихожане начали выражать недовольство. Этого священника обвиняли, что он читает неграм лучшие проповеди, чем им самим. Он честно признался, что вкладывал в эти проповеди больше стараний, чем в любые другие, ибо рабы воспитывались в таком невежестве, что трудно было подстроиться под их уровень разумения. В приходе начались раздоры. Некоторые прихожане хотели, чтобы им он проповедовал вечером, а рабам – после полудня. В разгар этих склок после недолгой болезни скоропостижно умерла жена священника. Рабы собрались вокруг ее смертного одра в великой печали. Она сказала: «Я пыталась нести вам благо и способствовать вашему счастью, и если у меня не вышло, то не потому, что я не была заинтересована в вашем благополучии. Не плачьте обо мне, но готовьтесь к новому долгу, ожидающему вас. Я отпускаю всех вас на свободу. Может быть, мы и встретимся в лучшем мире». Ее освобожденных рабов отослали прочь, выдав им суммы денег, позволявшие устроить жизнь. Цветные будут долго благословлять память сей истинной христианки. Вскоре после ее смерти муж ее прочел прощальную проповедь в приходе, и при отъезде его было пролито немало слез.
Многие цветные, прежде непривычные к посещению церкви, теперь с радостью приходили послушать евангельскую проповедь.
Спустя несколько лет он проездом оказался в нашем городке и по такому случаю выступил перед бывшими прихожанами. В послеполуденной проповеди он обратился к цветным. «Друзья мои, – сказал он, – возможность снова говорить с вами наполняет меня великим счастьем. Два года я старался сделать что-нибудь для цветных в новом приходе, но пока ничего не достиг. Я даже не прочел им ни одной проповеди. Старайтесь жить по слову Божию, друзья мои. Ваша кожа смуглее моей, но Бог судит людей по их сердцам, а не по цвету их кожи». Странно было слышать такую доктрину с церковной кафедры на Юге. И весьма оскорбительно для рабовладельцев. Они говорили, что священник и его жена заморочили головы рабам и что он глупец, если проповедует неграм.
Я знавала одного чернокожего старика, чьи благочестие и детская вера в Бога были усладой для любого взора. В пятьдесят три года он пришел в баптистскую церковь. Человек этот имел самое серьезное желание научиться читать. Он считал, что должен знать, как лучше служить Богу, даже если сможет читать только Библию. Придя ко мне, он принялся просить научить его. Сказал, что платить не сможет, ибо денег у него нет. Я спросила, знает ли он, что такие дела противозаконны и рабов секут плетьми и бросают в тюрьму за то, что они учат друг друга читать. В ответ на глаза его навернулись слезы. «Не переживай, дядюшка Фред, – поспешила я успокоить его. – Я и не думала отказываться учить тебя. Я лишь рассказала тебе о законе, дабы ты знал об опасности и был настороже». Он считал, что сможет приходить к нам трижды в неделю, не вызывая подозрений. Я выбрала в доме тихий уголок, в который вряд ли заглянул бы посторонний, и там стала учить его азбуке. Учитывая возраст, знания он схватывал с поразительной быстротою. Едва научившись складывать слоги, уже захотел читать слова из Библии. Счастливая улыбка, осветившая его лицо, зажгла радость в моем сердце. Проговорив по буквам несколько слов, он помолчал, потом сказал:
– Золотко, мыслю я, что как прочту эту благую книгу – так и буду ближе к Богу. Белый человек, он-то враз смекает, что к чему. Ему-то учиться легче легкого. А вот черному старику вроде меня трудненько приходится. Я только хочу прочесть эту книгу, чтоб знать, как жить; тогда и помирать страшно не будет.
Я старалась подбодрить его, хваля за быстрое продвижение.
– Наберись терпения, дитя, – возразил он. – Учусь я медленно.
Но терпение было мне не нужно. Его благодарность и излучаемое счастье были более чем достаточной наградой за труды.
Через полгода он прочел весь Новый Завет и умел найти в нем любой стих. Однажды, когда он особенно хорошо читал, я спросила:
– Дядюшка Фред, как у тебя получается так хорошо запоминать уроки?
– Благослови тебя Господи, дитя, – ответил он. – Вот ты даешь мне урок, а я уж всякий раз прошу Бога, чтоб подсобил мне понять, какие такие буковки я вижу, да чего читаю. А Он мне и подсобляет, девочка. Благословенно будь Его святое имя!