Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

Мистер Флинт часто совершал обход дома, чтобы убедиться, что никто из слуг не предается праздности. Все управление домашними хлопотами было доверено мне, потому что он совершенно в нем не разбирался, а вместо того, чтобы нанять управляющего, удовлетворился моими распоряжениями. Он часто приставал к отцу, настаивая на необходимости моего присутствия на плантации, чтобы я заботилась о его делах и шила одежду для рабов; но старик слишком хорошо знал сына, чтобы согласиться.

Когда я проработала месяц, навестить мистера Флинта приехала его двоюродная бабушка. Это была та самая добрая старая леди, которая заплатила пятьдесят долларов за мою бабушку с целью освободить ее, когда она стояла на аукционной площадке. Бабушка любила ее, и все мы называли ее мисс Фэнни. Она часто приезжала попить с нами чаю. По такому случаю стол застилали снежно-белой скатертью, а из старинного буфета доставали фарфоровые чашки и серебряные ложечки. Подавали горячие кексы, чайные сухарики и вкусные лакомства. Бабушка держала двух коров, и свежие сливки были любимым десертом мисс Фэнни. Она неизменно объявляла, что у бабушки они лучшие в городке.

Старушки славно проводили время. Они рукодельничали и болтали, и порой, когда заходил разговор о былых временах, очки их туманились от слез, да так, что приходилось снимать и протирать. Всякий раз, когда мисс Фэнни прощалась с нами, ее сумка была наполнена лучшими пирогами, и гостью просили поскорее заглядывать снова.

Она была достаточно обеспечена, чтобы быть независимой, а это куда больше, чем можно выиграть от чужой благотворительности, какой бы щедрой она ни была.

Было время, когда жена доктора Флинта и сама захаживала к нам, и своих детей посылала полакомиться отменными кушаньями «тетушки Марти». Но когда я стала предметом ее ревности и злобы, миссис Флинт разгневалась на бабушку за то, что она дала приют мне и моим детям. И даже не заговаривала с ней на улице. Это ранило бабушкины чувства, поскольку она не могла таить зло на женщину, которую во младенчестве выкормила своим молоком. Жена доктора с радостью воспрепятствовала бы моей встрече с мисс Фэнни, если бы смогла, но, к счастью, та никак не зависела от щедрот Флинтов. Она была достаточно обеспечена, чтобы быть независимой, а это куда больше, чем можно выиграть от чужой благотворительности, какой бы щедрой она ни была.

С мисс Фэнни у меня было связано немало дорогих воспоминаний, и я была рада снова увидеться с ней. Теплота ее большого верного сердца заставляла сам дом казаться приятнее. Она прогостила неделю, и мы часто беседовали. По ее признанию, главная цель приезда состояла в том, чтобы узнать, как со мной обращаются и можно ли что-нибудь для меня сделать. Мисс Фэнни спросила, может ли как-нибудь помочь. Я сказала, что, по моему разумению, помочь мне никак невозможно. Она посочувствовала мне на свой особый лад, сказав, что желала бы, чтобы я и все родственники бабушки упокоились в своих могилах, ибо до тех пор она не перестанет о нас тревожиться. Доброй старушке и во сне не приснилось бы, что я планирую избавить ее от беспокойства о себе и своих детях, но не путем смерти, а обеспечив свободу.

Снова и снова пробегала я те однообразные двенадцать миль[23] – в город и из города; и на всем пути неустанно измышляла средства спасения. Друзья прилагали все усилия, какие только могла придумать их изобретательность, чтобы устроить нашу покупку, но все планы шли прахом. Доктор Флинт был преисполнен подозрений и твердо решил не выпускать нас из своей хватки. Я могла бы совершить побег одна, но свободы я жаждала не столько ради себя, сколько ради детей. Хотя воля была драгоценна для меня сверх всякой меры, я не стала бы пользоваться ею за счет того, что бросила бы их в рабстве. Каждое испытание, которое я выдерживала, каждая жертва, которую я приносила ради них, делали их ближе моему сердцу и придавали мне мужества, чтобы бороться с темными волнами, которые накатывали и накатывали в ненастной ночи, казавшейся бесконечной.