Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

Вскоре пришел капитан, который посоветовал подняться на палубу и подышать свежим воздухом. Его дружеские и достойные манеры вкупе со свидетельством Фэнни успокоили меня, и мы пошли с ним. Он указал на удобные сиденья и время от времени завязывал с нами беседу. Капитан, по его словам, сам был урожденным южанином и провел бо́льшую часть жизни в рабовладельческих штатах, а недавно потерял брата, который занимался работорговлей.

– Но, – прибавил он, – это презренный и унизительный бизнес, и я всегда стыдился признавать, что мой брат с ним связан.

Когда проплывали мимо Змеиной Топи, он указал на нее и сказал:

– Это территория рабов, которая попирает все здешние законы.

Я подумала об ужасных днях, которые провела на этих болотах, и, хотя место называлось Змеиной Топью, а не Трясиной Страдания, одного взгляда на него было довольно, чтобы вызвать страдание в моей душе.

Никогда не забуду тот вечер. Каким освежающим был ароматный воздух весны! И как я смогу описать ощущения, когда мы гордо шли под парусами по Чесапикскому заливу? О, прекрасный солнечный свет! Радостный свежий ветер! И можно было наслаждаться ими без страха и ограничений. Я не представляла, какие это чудесные вещи – воздух и солнце, – пока не оказалась их лишена.

Через десять дней мы приблизились к Филадельфии. Капитан сказал, что необходимо прибыть туда ночью, однако ему представляется, что лучше дождаться утра и сойти на берег при свете солнца, ибо это лучший способ избежать подозрений.

Я ответила:

– Вам лучше знать. Но вы же останетесь на борту и будете защищать нас?

Капитан понял, что я его подозреваю, и сказал, что ему очень жаль – даже теперь, когда он доставил нас к концу нашего путешествия, – что я настолько не уверена в нем. Ах, если бы ему когда-нибудь в жизни пришлось быть рабом, он бы понял, как трудно доверять белому человеку! Капитан заверил, что мы можем ночевать здесь без страха, он позаботится о том, чтобы мы не остались без защиты. Следует отдать ему должное: хоть он и был южанином, невозможно представить более уважительного обращения с его стороны, даже если бы мы с Фэнни были белыми леди и плыли с ним на законных основаниях. Мой умный друг Питер верно оценил характер этого мужчины, чьей чести доверил нас. На следующее утро, едва рассвело, я уже была на палубе. Я позвала Фэнни полюбоваться восходом солнца – первым в нашей жизни на свободной земле; ибо тогда я считала ее свободной. Мы смотрели на розовеющее небо и видели, как огромный шар медленно поднимался, как нам казалось, из самой воды. Вскоре волны засверкали, и все вокруг ловило эти красивые блики. Перед нами лежал город, полный незнакомых людей. Мы переглянулись, и глаза увлажнились. Нам удалось бежать из рабства и предположительно сбить со следа охотников. Но мы были одни во всем мире и оставили позади дорогие сердцу узы – узы, жестоко разорванные демоном Рабства.

XXXI Происшествия в Филадельфии

Я слыхала, что у бедного раба на Севере много друзей. Я верила, что в будущем мы найдем некоторых из них. Было решено считать друзьями всех, пока они не докажут обратное. Я поблагодарила доброго капитана за все знаки внимания и сказала, что никогда не перестану быть благодарной за ту услугу, которую он нам оказал. Я дала ему письмо для друзей, которых оставила на родине, и он пообещал его доставить. Нас усадили в шлюпку, и примерно через пятнадцать минут мы высадились на деревянную пристань в Филадельфии. Пока я стояла там, озираясь, дружелюбный капитан тронул меня за плечо и сказал:

– За вами высадился цветной мужчина, который кажется мне человеком порядочным. Я поговорю с ним о поездах на Нью-Йорк и скажу, что вы желаете продолжить путь.

Я поблагодарила его и попросила подсказать магазины, где можно купить перчатки и вуали. Капитан дал указания и сообщил, что будет разговаривать с тем цветным мужчиной до моего возвращения. Я спешила, как могла. Постоянный моцион на борту судна и частые растирания с соленой водой почти вернули подвижность конечностей. Шум большого города смутил меня, но я нашла указанные лавки и купила двойные вуали и перчатки для себя и Фэнни. Лавочник посетовал, что на них «очень высокая пошлина». Я никогда раньше не слышала этого слова, но не призналась в этом. Если бы он понял, что я нездешняя, мог бы спросить меня, откуда я родом. Я дала золотую монету, и когда он протянул мне сдачу, пересчитала ее и выяснила, сколько составляет эта самая «пошлина», после чего вернулась на пристань.