Там капитан представил мне упомянутого цветного мужчину, назвав его преподобным Джеремайей Дарэмом, служителем церкви Вефиль. Мистер Дарэм взял меня за руку, словно мы с ним были старые друзья. Он сказал, что мы прибыли слишком поздно, чтобы успеть на утренний поезд в Нью-Йорк, и теперь должны ждать до вечера или следующего утра. Он пригласил меня к себе в гости, уверив, что его жена окажет сердечное гостеприимство, а подруге предоставит ночлег одна из его соседок. Я поблагодарила за такую доброту к незнакомым женщинам и сказала, что, если уж задержки не избежать, мне хотелось бы найти людей, которые прежде прибыли сюда из нашей части страны. Мистер Дарэм настоял, чтобы я с ним отужинала, пообещав, что потом поможет отыскать моих друзей. Матросы подошли, чтобы попрощаться. Я пожимала их загрубелые руки со слезами на глазах. Все они были добры к нам и оказали самую большую услугу, какую только можно вообразить.
Постоянный моцион на борту судна и частые растирания с соленой водой почти вернули подвижность конечностей.
Я никогда прежде не бывала в таком большом городе и не видала столько людей на улицах. Казалось, все прохожие смотрели на нас с любопытством. Мое лицо после сидения на палубе так обгорело и шелушилось от солнца и ветра, что, наверное, им нелегко было определить, к какому народу я принадлежу.
Миссис Дарэм оказала добрый прием, не задавая вопросов. Я устала, и ее дружеская манера общения помогла восстановить силы. Благослови ее Бог! Я была уверена, что до того, как ее сочувствие излилось на меня, ей не раз случалось утешать и другие усталые сердца. Она жила в окружении мужа и детей, под кровом, который делали священным защищавшие его законы. Я думала о своих детях и вздыхала.
После ужина мистер Дарэм пошел вместе со мной искать друзей, о которых я говорила. Они были родом из моего родного городка, и я предвкушала удовольствие оттого, что увижу знакомые лица. Дома их не оказалось, и мы двинулись в обратный путь по восхитительно чистым улицам. По дороге мистер Дарэм заметил, что, когда я говорила ему о дочери, с которой рассчитывала встретиться, он удивился, поскольку я выглядела так молодо, что он принял меня за незамужнюю женщину. Он вплотную подобрался к теме, которая была для меня крайне щепетильной. Вот сейчас он спросит о моем муже, подумала я, и что он обо мне подумает, если я отвечу правдиво? Я сказала мистеру Дарэму, что у меня двое детей – дочь в Нью-Йорке и сын на Юге. Он задал еще несколько вопросов, и я честно рассказала о некоторых важнейших событиях жизни. Это было больно, но обманывать не хотелось. Если он хочет быть другом, думала я, то должен знать, насколько я этого заслуживаю.
– Простите, если затронул ваши чувства, – сказал он. – Но я расспрашиваю вас не из праздного любопытства. Я хотел понять ваше положение, чтобы знать, смогу ли оказать какую-либо услугу вам или вашей дочери. Прямые ответы делают вам честь, но не отвечайте так откровенно всем. Это может дать некоторым бессердечным людям повод обращаться с вами презрительно.
Слово «презрительно» обожгло меня, как горящие угли. Я ответила:
– Одному Богу известно, как я страдала; и Он, я верю, меня простит. Если мне будет позволено вернуть детей, я намерена быть им хорошей матерью и жить так, что люди просто не смогут обращаться со мной презрительно.
– Я уважаю ваши чувства, – отозвался он. – Полагайтесь на Бога и руководствуйтесь благими принципами – и вы непременно обретете друзей.