Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

Письмо было подписано братом Эмили, тогда еще почти ребенком. Я догадалась по стилю, что оно не могло быть составлено человеком его возраста, и, хотя почерк был изменен, за минувшие годы он слишком часто причинял мне страдания, чтобы я не распознала с первого взгляда руку доктора Флинта. О, лицемерие рабовладельцев! Неужели этот старый лис считал меня глупой гусыней, чтобы попасться в такую ловушку? Воистину, слишком уверенно полагался он на «глупость африканской расы». Я не стала отвечать благодарностью за их сердечное приглашение – небрежность, за которую меня, уверена, обвинили в черной неблагодарности.

Вскоре после этого я получила письмо от одной из подруг с Юга, в котором она сообщала, что доктор Флинт вот-вот поедет на Север. Письмо пришло с задержкой, и я предположила, что он, должно быть, уже в пути. Миссис Брюс еще не знала, что я беглянка. Я сказала, что важное дело призывает меня в Бостон, где находился тогда брат, и попросила разрешения привести к ней подругу, чтобы она на две недели заменила меня в качестве няньки. Я пустилась в путь незамедлительно и, как только прибыла на место, написала бабушке, что в случае приезда Бенни его следует послать в Бостон. Я знала, она ждала лишь удобной возможности отослать его на Север и, к счастью, обладала законным правом сделать это, не спрашивая ни у кого разрешения. Бабушка была свободной женщиной, и при покупке моих детей мистер Сэндс предпочел, чтобы купчая была выписана на ее имя. Было договорено, что деньги предоставит он, но его участие оставалось тайной. На Юге джентльмен может завести целый выводок цветных детишек без малейшего ущерба для чести, но если становится известно, что он покупает их с целью отпустить на свободу, этот прецедент считается опасным для «особенного уклада» южан, и он становится изгоем в своем обществе.

Представилась хорошая возможность отправить Бенни на судне, которое шло прямо до Нью-Йорка. Он поднялся на борт, имея при себе письмо к нашему другу, которого просили сопроводить его в Бостон. Однажды ранним утром раздался громкий стук в дверь, и в дом, весь запыхавшийся, вбежал Бенджамин.

– О матушка! – воскликнул он. – Вот и я! Я бежал всю дорогу и пришел сюда сам, один! Как ты поживаешь?

О читатель, можешь ли ты вообразить мою радость? Нет, не можешь – если только ты не был матерью-рабыней. Бенджамин затараторил так, что язык едва поспевал за словами:

– Матушка, почему ты не привезла Эллен? Я заезжал в Бруклин, чтобы повидаться с ней, и она очень расстроилась, когда мы прощались. Она сказала: «О Бен, как бы мне хотелось тоже поехать с тобой!» Я думал, она уже много чему научилась, но она умеет не так много, как я, потому что я уже умею читать, а она нет! И знаешь, матушка, в пути я потерял всю одежду. Что я могу сделать, чтобы добыть новую? Наверное, свободные мальчики здесь, на Севере, могут зарабатывать так же хорошо, как белые.

Мне не хотелось рассказывать этому энергичному, счастливому ребенку, как сильно он ошибается. Я отвела его к портнихе и оплатила для него смену одежды. Остаток дня был посвящен взаимным вопросам и ответам, и мы то и дело повторяли, как жаль, что с нами нет нашей доброй старой бабушки, и Бенни часто требовал, чтобы я немедленно написала ей письмо и рассказала о его путешествии на корабле и о поездке в Бостон.

Доктор Флинт приехал в Нью-Йорк и приложил все усилия, чтобы отыскать меня и уговорить вернуться вместе. Но поскольку так и не смог точно узнать мое местонахождение, его гостеприимные намерения пошли прахом, и любящее семейство, которое ожидало меня с «распростертыми объятиями», было обречено на разочарование.

Едва узнав, что доктор вернулся домой, я вверила Бенджамина заботам Уильяма и вернулась к миссис Брюс. Там я оставалась всю зиму и весну, стараясь преданно исполнять обязанности и обретя немалое счастье в милых причудах малышки Мэри, участливой доброте ее замечательной матери и случавшихся время от времени беседах с дочерью.

Но когда настало лето, прежнее чувство незащищенности стало преследовать меня. Приходилось каждый день водить малютку Мэри гулять ради моциона и свежего воздуха, а город в это время наполнялся южанами, и некоторые могли узнать меня. В жару выползают наружу и змеи, и рабовладельцы. Один тип этих ядовитых созданий я люблю не более, чем другой. Как приятно быть свободной, чтобы сказать это вслух!

XXXV Предубеждение против цвета кожи

У меня отлегло от сердца при виде приготовлений к отъезду из города. Мы отправились в Олбани на пароходе «Никербокер». Когда прозвучал гонг к чаю, миссис Брюс сказала:

– Линда, уже поздно, и тебе с малышкой лучше пойти к чаю вместе со мной.

Я ответила:

– Я знаю, что малышке пора ужинать, но предпочла бы не идти с вами, если возможно. Я опасаюсь, что меня станут оскорблять.

– О нет, ведь ты будешь со мной! – возразила она.

Я увидела, что несколько белых нянек идут вместе со своими леди, и отважилась последовать их примеру. Мы подошли к дальнему концу стола. Не успела я присесть, как грубый голос рявкнул: