Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком

– Брат хочет встретиться с тобой, – сказала она, – и ему досадно, что ты его, кажется, сторонишься. Он знает, что ты живешь в Нью-Йорке. Он просил меня сказать, что слишком благодарен старой доброй тетушке Марте за множество оказанных ему благодеяний и не настолько низок душою, чтобы выдать ее внучку.

Ее брат, мистер Торн, сделался беден и безрассуден задолго до отъезда с Юга, а такие люди скорее пойдут занимать доллар или напрашиваться на ужин к верным старым рабам, чем к тем, кого считают равными себе. Именно такую природу имели благодеяния, за которые он, по его утверждению, был благодарен бабушке. Я предпочла бы, чтобы он держался на расстоянии, но, поскольку он все равно был здесь и знал о моем местонахождении, пришлось сделать вывод, что я ничего не выиграю от попыток избежать общения. Напротив, это могло возбудить недоброжелательство. Я последовала за его сестрой по лестнице. Мистер Торн встретил меня самым дружеским образом, поздравил с побегом из рабства и выразил надежду, что я нашла хорошее место, где чувствую себя счастливой.

Я продолжала навещать Эллен так часто, как было возможно. Она, доброе заботливое дитя, никогда не забывала о моем рискованном положении, всегда была настороже, оберегая мою безопасность. Она никогда не жаловалась на собственные неудобства и беды, но зоркий глаз матери с легкостью различал, что она несчастлива. В один из таких визитов я нашла ее в настроении необыкновенно серьезном. Когда я спросила, что случилось, она ответила, что ничего. Но я проявила настойчивость, утверждая, что хочу знать, что именно заставило ее выглядеть столь озабоченной. Наконец мне удалось добиться от Эллен, что ее беспокоит беспутство, царящее в доме Хоббсов. Ее часто посылали в лавку за ромом и бренди, и ей было стыдно так часто спрашивать крепкое спиртное у продавца. Мистер Хоббс и мистер Торн много пили, и руки у них дрожали так сильно, что им приходилось звать ее, чтобы она наполняла их бокалы.

– Но несмотря на все это, – прибавила она, – мистер Хоббс добр ко мне, и я не могу не любить его. Мне его жаль.

Я попыталась утешить дочь, рассказав, что отложила сто долларов и вскоре надеюсь обеспечить ей и Бенджамину собственный дом и послать их в школу. Эллен старалась не создавать лишних проблем, и я лишь годы спустя узнала, что невоздержанность мистера Торна была не единственным качеством, которое ее раздражало. Хоть он и разглагольствовал о том, что слишком благодарен бабушке, чтобы вредить кому-либо из ее потомков, это не мешало ему вливать порочные речи в уши невинной правнучки этой самой бабушки.

Я обычно проводила в Бруклине вторую половину воскресного дня. И в одно из таких воскресений заметила, что Эллен взволнованно дожидается меня подле дома.

– О матушка, – воскликнула она, – я тебя все жду и жду! Боюсь, мистер Торн написал доктору Флинту о том, где ты находишься. Скорее, входи же! Миссис Хоббс все тебе расскажет!

«Я видел вашу рабыню, Линду, и беседовал с ней. Ее можно будет взять очень легко, если будете вести себя пристойно».

Вскоре история была рассказана. Когда дети накануне играли в беседке из винограда, мистер Торн вышел из дома с каким-то листком в руке, порвал его в клочки и разбросал по двору. Эллен в то время мела двор, и, поскольку ее разум был полон подозрений в отношении мистера Торна, она подобрала обрывки и отнесла их детям с вопросом:

– Интересно, кому это пишет мистер Торн?

– Не знаю и знать не хочу, – отозвался старший из детей, – и не понимаю, тебе-то что за дело?

– Мне-то как раз есть дело! – сказала Эллен. – Потому что я боюсь, он пишет на Юг донос о моей матери.

Дети подняли ее на смех и назвали глупышкой, но по доброте душевной все же сложили вместе обрывки письма, чтобы прочесть его вслух. Едва они закончили раскладывать клочки, как младшая девочка воскликнула:

– Клянусь, Эллен, кажется, ты права!

Содержание письма мистера Торна, насколько я припоминаю, было таким: «Я видел вашу рабыню, Линду, и беседовал с ней. Ее можно будет взять очень легко, если будете вести себя пристойно. Нас здесь достаточно, чтобы подтвердить ее личность как вашей собственности. Я – патриот, я люблю свою страну и делаю это из уважения к ее законам». Завершал он письмо названием улицы и номером дома, где я жила. Дети отнесли обрывки письма миссис Хоббс, которая немедленно пошла в комнату к брату за объяснениями. Но его нигде не оказалось. Слуги сказали, что видели, как он выходил из дома с письмом в руке, и полагали, что он отправился в местное отделение почты. Естественно, возникло предположение, что он послал доктору Флинту чистовой экземпляр. Когда мистер Торн вернулся, сестра предъявила ему обвинение. Он не стал отпираться и тут же ушел в комнату, а на следующее утро его не было в доме. Он уехал в Нью-Йорк раньше, чем кто-либо из семьи успел встать с постели.