Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс

Пришла пора росы
и песен тихой ночи,
укрытья в тучу.
Все линии стираются во тьме.
Корнями рук своих коснулась
корней твоих волос, и радость
легла на опечаленное сердце.

* * *

В то время, когда наша связь связалась,
как дуновенье ветерка,
и в сердце счастье легкое вселилось,
пророс цветок сверкающий любви
в душе твоей порфирной.

* * *

Как жаль часов, когда не знала счастья
любимой быть.
А душу сотрясал тяжелый плач,
и только стих был исповедью сердца
возвышенной.
Сложнее мир вещей, а сущность, как издревле, исчезает.
Любила дерево, торчащее средь поля;
Свет утренней зари, угаснуть
боящийся;
сердечного любила человека,
который разбивал свое же сердце,
а я в его любви была затиснута в пространство меж мерою безмерной
и меркою ущербной.

* * *

Глаз внутренний уснет не раньше смерти.
Средь снов ночных он бодрствует один
и не смыкается. Видений пестрых рой
и глубина, что всех глубин глубинней. Голубизны напор,
роенье облаков…
Глаз внутренний повсюду ищет смысл
в изображений вереницах скрытый,
в просторах ледяных — тепло души луны.
Знай: у духовности есть цвет и есть оттенки,
и свой удельный вес у света и у тьмы.
Увидишь буйство света, нерв воды,
прослойку темноты в покрове тени
божественной. И почерпнешь надежду
в веселье и в печалях.
Шнурок червленный[29]

— в неистовствах любви,в изменах выражения ее.

Хедва Харехави

Тьма была синей Пер. Р. Левинзон

Тьма была синей. И вино было синим.
Даже солнце без берега и без цели было синим,
даже забвение.
Все было синим, когда, вдруг нашли его
разбитого, лишнего, закутанного в темное облако, на
дне моря. Море было алым, жестким, холодным.
Кто-то молился, просил луну.
А кто-то писал прошение страху и молил о покое.
И кто-то обнимал за

мокрадости и целовал колени
свободы.
И только один, прозрачный и хрупкий, не лицемерил —
рассказывал о лунном камне и показывал на
стену.

Нежно Пер. Р. Левинзон

Нежно было.
Далеко-далеко луна распалась на крошки в море,
и волны желтые в мантиях древних,
вдруг превратились в белые шелковые колокольчики.
Исчезли леса, и вместо них возникли кусты —
дикие, прозрачные, всех цветов, и всеми ветвями своими
цеплялись они за синюю вечность; за вечность, темную
и хрупкую.
Нежно было.
Кто-то тихим голоском говорил о гибели-птицы-
зари; об ожидании -без-цветка, и как, вдруг,
горизонт превратился в волну удивительных грез,
и смутных видений; а кто-то другой рисовал звуки —
низкие — на дне страха, и наигрывал желтую ночь
в царстве ином.

Всегда, когда приходят змеи Пер. С. Гринберг