Я шкурой помню наползавший танк

Лицо фельдшерицы показалось знакомым. Наверное, видел через затонированное дождем стекло зеленой кареты на каком-нибудь перекрестке. Да только не успел разглядеть.

Но ведь, коли на то пошло, медиков, пожарных, членов аварийной бригады газовой службы и даже сантехников прифронтовой зоны надо не просто узнавать, а приветствовать земным поклоном.

Эти ребята и в мирное время знали почем фунт лиха. Своего, а большей частью – чужого. Война же выдвинула их на переднюю линию, можно сказать, в окопы боевого охранения. И разница лишь в том, что фельдшериц, огнеборцев и иже с ними обстреливают из всех видов оружия, а они могут ответить обидчикам исключительно крепким словцом.

Правда, мнение обижаемых едва ли доходит до адресата. Ну, скажите на милость, кто мог услышать причитания водителя ассенизаторской машины, у которой осколками пробило колеса и цистерну с отходами продуктов человеческой жизнедеятельности? Прохожие? Так они на всех парах спешили подальше от обстреливаемого квадрата и умопомрачительного запаха.

И только водитель, кляня судьбу и войну, оставался на боевом посту. Укротив при помощи брезентовой рукавицы струйку нечистот, он, как чёрт сковородкой, гремел домкратом.

Пяток пробоин я насчитал в обшивке кабины автовышки энергетиков, которые сращивали перебитые провода на моей улице. И заодно стал свидетелем прелюбопытнейшего диалога.

– Слезай со столба, стрелять начали! – орут снизу.

– Постреляют и прекратят, – отвечает сверху монтер. – У меня ноги не казенные, чтобы по лестнице козликом скакать.

Зеленая карета видимых повреждений, на первый взгляд, не имеет. Однако, по словам фельдшерицы, в переплёт попадала регулярно.

– При обстрелах, – вздохнула молодайка, – мы не обязаны выезжать. Но если где-то истекает кровью человек, о собственной безопасности думать нет времени.

– Что с этим гражданином делать будете?

– Как и со всяким пострадавшим. Доставим в травматологию, пусть врач осмотрит.

СТОЛ НАКРЫЛИ В КОРИДОРЕ

Лежащий поперек придорожной канавы «землепашец» подействовал так удручающе, что я дал зарок – до окончания боевых действий ограничить употребление спиртного. Предупреждаю об этом приятеля, к которому был приглашен на юбилей.

– А если они затянутся лет на сто? – съехидничал юбиляр.

Квартира приятеля, как принято сейчас выражаться, с видом на линию фронта. С её балкона видна молодая дубрава, вдоль опушки которой натыканы кротовины блиндажей.

– Прежде в дубраве, – молвил приятель, – грибы собирали, а теперь иллюминацию устраивают. Стемнеет, сам увидишь…

И действительно, едва сумерки начали устраиваться на ночлег, как за окнами сверкнуло. И тут же вновь разразилась рукотворная гроза. Конечно, глупо оставаться на балконе, однако огоньки в дубраве завораживали. Казалось, нет такой силы, которая способна положить конец грозовой музыке.

Но, оказывается, на всякое действие имеется противодействие. Откуда-то послышалось строенное шипение, и три светлячка покатились за околицу. Два из них безвозвратно поглотила дубрава, четвертый разбился с глухим стуком. Так бывает, когда сердечник противотанковой ракеты взламывает броню.

– Кирдык боевой машине пехоты, – подвел итог пострелушек юбиляр. – Как думаешь, повезло экипажу или нет?

Ответить я не успел. Позвали за стол, который по случаю пострелушек был накрыт в коридоре, куда, как заявила хозяйка квартиры, не должны проникнуть ни пули, ни осколки. Впрочем, я бы промолчал и при другом раскладе. Война целиком сверстана из вопросов, на которые нет и никогда не будет ответа.

МИР СОДРОГНЕТСЯ, КОГДА ЗАГОВОРЯТ РЕЧНЫЕ ПЕРЕКАТЫ

Согласно выдвинутой учеными мужами гипотезе, в подлунном мире существуют две вещи, которые способны накапливать информацию – камни и вода. К сожалению, человеку пока не удается прочесть главные летописи. Единственное, что он сможет, так это взглянуть на лежбище сиенитов, кальмиусский порог Чебурашка и плёсо у села Придорожное, где зимуют утки.

За адреналином лучше не ходить

Свое начало Кальмиус берет на южных склонах Донецкого кряжа, то есть на двести двадцать метров выше уровня Азовского моря. А впадает в древнюю Меотиду у рыбного порта, причалы которого едва возвышаются над водой. Поэтому гидрологи считают Кальмиус горной рекой.

Собственно, сие заметно и без научных выкладок. В среднем течении главная водная артерия приазовской степи вполне может составить конкуренцию Тереку, а ее многочисленные пороги – излюбленное место соискателей экстрима.

Правда, сегодня я бы не советовал ехать туда за дозой адреналина. Зима – не лучшее время для водных прогулок, и к тому же Кальмиус за Старой Ласпой уже именуется не рекой, а линией фронта.

Слава богу, остались благословенные местечки, куда есть доступ мирному человеку. Одно из них у села Подгорное. Здесь течение разгоняется до скорости стефенсоновского паровоза, а издаваемый перекатом шум рождает иллюзию выдвигающейся на исходные позиции танковой роты.