«Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников

Мудрый Завадский, поставив советскую пьесу, отдав долг властям, доказал, что артист должен делать ходы и влево, и вправо. К сожалению, ходить тогда только «влево» редко кому удавалось. То, что в России – театр явление идеологическое, это естественно. Жизнь сама дает понять, что за многими вещами, которые нас окружают, кроится и конъюнктура, и идеология. Даже поступки Завадского, которые казались мне благородными, определялись каким-то внутренними политическими ходами, иногда связанными дипломатическими взаимоотношениями, а иногда и просто конъюнктурой. Это скорее шло от наивности, которая была в этих людях, а еще от инстинкта самосохранения. Но я не знаю ни одного подлого поступка того же Завадского.

Спектакль «Дальше – тишина» ставил в нашем театре Анатолий Эфрос. По замыслу режиссера, на сцене было много всякой мебели, вещей, а на шкафу стоял велосипед. Исполнительница главной роли Фаина Георгиевна Раневская долго ворчала, что сцена загромождена так, что повернуться негде, а потом ткнула пальцем в велосипед: «Уберите это чудовище, оно меня пугает». Анатолий Васильевич вежливо поинтересовался, почему. Фаина Георгиевна сказала, что велосипед непременно свалится ей на голову. Эфрос стал успокаивать ее, повторял, что ничего не случится. Они долго препирались, но велосипед все-таки сняли. На следующий день он снова был на шкафу, и снова Раневская настояла, чтобы его убрали. Так продолжалось несколько дней. Рабочие все надеялись, что она забудет, а она не забывала. Однажды репетировались сцены без участия Раневской, и вдруг велосипед с грохотом падает вниз. Артисты врассыпную, а из зала доносится голос Фаины Георгиевны: «Вот вы все говорили, что я вздорная тетка, а ведь случилось».

Неистовая серафима

В один из дней Ирина Сергеевна Вульф заявила о постановке «Дядюшкиного сна» Достоевского, где Раневская должна была играть Марью Александровну Москалеву. И. С. Вульф заняла в работе всех своих любимцев: в роли Мозглякова – Вадима Бероева, замечательного человека и артиста, с которым позже мы оказались партнерами в Мосфильмовской картине «Наш дом», Валентину Талызину в роли Зинаиды, Константина Михайлова в роли князя К., Варвару Сошальскую – несравненную Ваву – верную подругу Ирины Вульф и, конечно, непредсказуемую Серафиму Бирман в роли Карпухиной. Неистовый талант актрисы Бирман был определен метафорой «примус в степи», которая была приписана Раневской.

Мне была поручена роль уездного учителя Васи, возлюбленного Зинаиды, с большущим монологом и чтением шекспировского сонета «Измучась всем, я умереть хочу…» в прологе спектакля.

Фаина Георгиевна относилась к Бирман с почтением. Она с вниманием выслушивала на репетициях ее реплики по поводу того или иного куска сцены, не возражала против предлагаемых актрисой неожиданных мизансцен и многочисленных повторов, чтобы закрепить найденное. Актеры с интересом наблюдали за работой двух знаменитых артисток в одном спектакле. Мне запомнилась однажды брошенная Раневской фраза: «В жизни я боялась только двух людей – Сталина и Бирман».

Конечно, без иронических реплик не обходилось, но произносились они apart, и их могли слышать или Вульф, или те, кто находились с Раневской рядом. Тем не менее, она всегда воздавала должное неповторимому дарованию Серафимы Бирман, ее творческому «я», погруженному в какой-то таинственный мир, закрытый для посторонних.

Как-то дома у Раневской, разглядывая книги, я обнаружил книгу С. Бирман «Путь актрисы».

«Умница, – сказал Фаина Георгиевна, – мне до слез жаль ее. С ее энергией сидеть без работы – это страшно, раз в неделю слушать «мессу в бардаке» (так называла Раневская беседы Завадского с труппой) и думать о том успехе, который ты будешь иметь на своей панихиде. Горький талантище с надломом!» – кладя книгу на место, Фаина Георгиевна добавила: – «А в «Дядюшкином сне» она была замечательная. Вся из Достоевского».

Я поинтересовался, видела ли Фаина Георгиевна на сцене Бирман до встречи в Театре Моссовета. Раневская улыбнулась:

«О, это было оч-чень давно… я увидела ее впервые в Москве на сцене прославленного театра. Я была начинающей актрисой, работала в провинции. По окончании сезона я приезжала в Москву в надежде увидеть на сцене Художественного театра своего обожаемого кумира Станиславского.

Видя длинные очереди страждущих достать билеты в театр, я начинала рыдать и перебирать в памяти все возможные варианты, чтобы осуществить свою мечту. К счастью, находились добрые люди и среди тех, кто успел купить лишний билет, и среди сотрудников театра, имевших право на контрамарку.