«Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников

Глаза ее теплеют: «Геннадий! Вам нужно серьезно заняться спортом!» (Все это произносится ее громким гортанно-скрипучим голосом). «Сейчас вы много играете на сцене, и это требует серьезного отношения к себе. Вы безжалостно эксплуатируете свои голосовые данные. Вы бессознательно переносите на сцену свою, мягко скажем, необычную пластику». Тут она почти взвизгивает и, обращаясь ко всем, заключает: «отбор, тщательный отбор и ежедневный тренаж!» Она горько сетует на то, что современные актеры совершенно не уделяют этому внимания, и с упоением вспоминает, как они, молодые артисты Художественного театра, до седьмого пота занимались биомеханикой, оттачивали красоту танцевальных и гимнастических движений.

«Красота тела и голоса – это тоже талант!» И, уже успокаиваясь, тихо произносит: «Дети мои, изучайте тайны своего психофизического аппарата, это укажет вам путь к наиболее яркому художественному выражению состояний души».

Бирман протягивает мне руку и говорит: «Не сердитесь на меня, юноша! Вы спрашивали меня о великом Михаиле Чехове? Так вот вам один из его заветов: «Как вредно быть на сцене «как в жизни», так же вредно быть и в жизни «как на сцене».

Тут я не могу удержаться еще от одного вопроса и спрашиваю о знаменитой фразе, сказанной однажды ею М. Чехову.

Ожидая подвоха, Бирман просит напомнить фразу. «Миша, вы похожи на лужу, в которую улыбнулся Бог!» Бирман смеется своим неповторимым повизгивающим смехом: – «Мы с Михаилом Александровичем обменивались подобного рода репликами. Мы были молоды и не скупились на высказывания. Как-то мне передали, что Евгений Вахтангов назвал меня «Благочестивой Симой», – (опять смеется, смеемся и мы. В театре за глаза мы называли ее «Сикой»), я не рассердилась на него, – продолжает Бирман, – ибо значительно раньше бросила в его адрес: «Распоясавшийся лоботряс!»

Меня огорчали выходки Чехова и Вахтангова, когда они, считая «малозначительным» свое участие в народных сценах, придумывали всякие штуки, чтобы повеселить своих молодых коллег. А я настойчиво не упускала случая, чтобы пристыдить этих двух «расшалившихся школяров», а их, в свою очередь, возмущало мое дубовое сценическое «благочестие».

Немного подумав, Бирман продолжает: «А вот история, которая могла бы служить добрым примером отношения к театру не только мне, «благочестивой», но и любимым мною Чехову и Вахтангову. В Художественном театре служил один из старейших актеров Георгий Сергеевич Бурджалов. В спектакле «Царь Федор Иоаннович», участвуя в народной сцене, он изображал одного из нищих на паперти. Он задолго до начала спектакля приезжал в театр, делал тщательный грим и надевал на себя тяжеленые чугунные вериги. Актеры с улыбкой спрашивали его: «Георгий Сергеевич, зачем вы это делаете? Публика все равно не догадается, что они настоящие». – «Пусть, – отвечал старик, – это необходимо мне для ощущения образа и эпохи».

И вот, когда театр гастролировал в Берлине, король Вильгельм II обратил внимание именно на этого нищего и пожелал познакомиться с ним. После беседы король высоко оценил любовь настоящего актера к делу своей жизни и призвания, и наградил его орденом!»

Как-то мне предложили прочесть на радио главу из романа Андрея Белого. И вспомнилась забавная история, рассказанная Серафимой Бирман об этом удивительном представителе символизма, создателе гротескных «симфоний российской действительности». Помните его знаменитый «Петербург»? И в пьесе не было ни минуты, где бы автор позволил своим персонажам присесть за стол, чтобы перекусить или просто попить чаю – нет!

– Я была в режиссерской группе постановщиков этого спектакля и наблюдала, с каким мучительным негодованием он отвергал привнесение на сцену обыденной повседневности.

Как-то во МХАТе 2-м я застала Белого у стойки нашего театрального буфета. Лицо его было сосредоточенно, будто он решал мировую проблему. Перед ним лежали бутерброды с копченой и вареной колбасой – какой взять? И второй, неизбежно связанный с бутербродом вопрос, ставил его в тупик: сколько положено уплатить за бутерброд и каким способом осуществить эту «акцию»? Я решила прийти ему на помощь в столь затруднительный момент его «личной» жизни. «Борис Николаевич! – обратилась я к нему. (Нет-нет, я не ошиблась в имени: Андрей Белый – это псевдоним, настоящее его имя – Борис Николаевич Бугаев). – Укажите рукой на тот бутерброд, который ближе вашему сердцу, и позвольте мне хлопоты по ликвидации вашей задолженности буфету взять на себя». Лицо поэта осветилось улыбкой смущенного ребенка. Проблема суровой действительности была решена».

В одной телепередаче, посвященной Серафиме Бирман, ведущий неустанно затрагивал тему «некрасивости актрисы», и это каким-то клеймом ложилось на ее женскую сущность. Я долгие годы наблюдал за Бирман вне экрана и сцены, и должен заметить, что она ни в коей мере не производила впечатление «некоего монстра», обладая яркой неординарной внешностью. Наоборот, внутренний стержень, неугасимая творческая искра в какие-то минуты делали ее, как классическую скульптуру, величественно прекрасной.