Приятельница моего отца была знакома с Любовью Орловой. Они появлялись вместе на занятиях по вокалу у знаменитой по тем временам дамы. Однажды мне представилась возможность получить ее автограф, после одного просмотра я был представлен Любови Петровне. Я протянул актрисе ее фотографию, назвал свое имя и получил написанные на фото добрые пожелания. Орлова поинтересовалась, понравился ли мне спектакль. Я ответил, что смотрел спектакль уже не в первый раз и что раз от разу он мне нравится все больше. Осмелев, я заметил (как мальчик, занимающийся в театральной студии), что по режиссуре мне особенно понравилась сцена в поезде и сцена на телевидении. Мы попрощались, и Орлова под охраной администраторов направилась к выходу, где ей предстояло пробраться к машине сквозь огромную толпу почитателей. Мог ли я тогда предположить, что через семь лет я переступлю порог столичного театра, где мне подадут руку для знакомства элегантная дама – режиссер Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф и сама Любовь Орлова?
В дальнейшем каждый раз, когда мы приезжали с Театром Моссовета на гастроли, сотни людей приходили, чтобы увидеть Любовь Петровну. Для них это была встреча не с какой-то дивой, а с родным человеком. Те, кто даже не мог объяснить сущность ее обаяния, испытывали непреодолимое желание видеть ее еще и еще раз. И в кино шли не на сюжет, а чтобы увидеть Орлову. Потому что там, на пленке, остался ее лик. В кино ее героини кажутся открытыми, а сама она по натуре, наоборот, была очень закрыта.
В театре ее за глаза называли Любочкой. Обычно спрашивали: «Любочка пришла? Любочка сегодня играет?» Когда я пришел в театр, у нее было мало премьер, не просто найти достойную пьесу для кинозвезды – а именно так ее многие воспринимали. У меня премьер было больше, и Любовь Петровна неизменно дарила мне то веточки багульника, то – темно-бордовую розу. Для молодых актеров и для актеров среднего поколения было счастьем пожать ее руку, постоять с ней рядом, или переброситься несколькими фразами. Это было просто лекарством. От нее словно исходила целебная аура. Когда я как веселый шпион пытался выведать у нее кое-какие тайны, она очень остроумно и тактично ставила меня на место.
Однажды я попытался ее рисовать, она заметила: «Вы слишком тщательно для карандашного рисунка меня рассматриваете». Потом подняла волосы и добавила: «Вот видите, нет никаких шрамов». Иногда на вечеринках наша театральная публика ставила ее в неловкое положение. Нередко звучало: «А теперь Любочка Орлова и Гена станцуют». Она говорила: «Ну, пойдем, два клоуна, повеселим толпу». Мы с ней танцевали шейк и рок-н-ролл. А она в свои…не будем говорить о возрасте – это лихо умела делать. По изяществу, по ритмике не в пример молодым. Ничто человеческое ей было не чуждо, она могла и пригубить бокал шампанского, и выпить рюмочку с Завадским.
…Гастроли в одной из братских стран. Банкет в честь московских артистов. Ждут президента. Проведя в ожидании часа два, присутствовавшие стали мало-помалу продвигаться к накрытым столам. И тут раздалось: «Приехал, приехал…», – появилась охрана, которая стала решительно теснить всех, освобождая проход. Мы с Любовью Петровной оказались совсем близко к двери, и нас как-то уже совсем стиснули. Я возмущенно говорю одному из охранников:
– Что вы делает? Вы что не видите, что это великая Орлова? Помните: «Я из пушки в небо уйду…».
– Где пушка? – закричал обезумевший охранник. И приналег на нас еще решительнее, так что мы оказались прижатыми к столу. Тут Любовь Петровна просит меня налить ей рюмочку конька. Выпив и топнув ножкой, произносит:
– А вот теперь, Гена, ни шагу назад! – И так горделиво, что охранник наконец отступил.
Мне кажется, что женщина, на которую обращали столь пристальное внимание, не могла существовать без тайны, иначе пирамида разрушилась бы. Любовь Петровна точно знала секрет состава, держащего камни пирамиды. В последние годы она многое переживала – и неудачи в кино, и отсутствие ролей в театре, но все это держала внутри, и быть может, это ускорило ее уход. Она мужественно несла свой крест, что было трудно, когда ты со всех сторон под прицелом и доброжелателей, и любопытствующих, и даже врагов (их тоже было немало). Но она сумела до конца сохранить свое женское достоинство. И в этом тоже была ее тайна.
«В дороге»
Мне запомнилась одна фраза, сказанная как-то драматургом Виктором Розовым: «Я – человек, верящий в судьбу. Она нами распоряжается». Судьба?!