«Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников

Тогда сам я не мог объективно оценить эту ситуацию. Но я понимал, что в наших отношениях не было ничего исключительного с точки зрения возвышенного романтизма. Создалось некое культурно-смысловое творческое пространство, в центре которого оказался я. Видимо, знак, который я нес в себе, был дорог Ирине Сергеевне, и она желала вместе со мною читать этот знак, – расшифровывать его. Видимо, в нем она видела отражение своей мечты и то, что она понимала под словами «МОЙ АКТЕР», с которым планку преодоления можно было ставить высоко. Это были исключительные отношения с молодым учеником, который соответствовал ее школе, вкусу, мечте. Врожденный профессионализм в сочетании с яркой индивидуальностью позволяли чувствовать реальную перспективу совместного творчества.

«Все-все-все в жизни складывается чудесным образом!» – восклицал Розов. Теперь я могу сказать, дорогой Виктор Сергеевич: я поверил в судьбу. Она сплетала воедино меня и моих студийных учителей, судьбы которых пересекались в творческой молодости и зрелости с Ириной Сергеевной и Ю. А. Завадским. Казалось бы, случайные встречи тянули незримые нити и вплетались в драгоценное кружево жизни, творческой судьбы.

Моя актерская судьба по всем внешним признакам складывалась более чем удачно: с первых еще робких и неосмысленных шагов в театре мне посчастливилось встретиться не только с хорошей, но и со своей, то есть совпадающей с моим творческим материалом, драматургией, с доброжелательной, чуткой и требовательной режиссурой, с приветливым отношением товарищей–актеров, наконец, с довольно дружным зрительским признанием. Казалось бы, в чем сомневаться, чем тревожить себя? Но как трудно это сформулировать, прочувствовать до конца. Далеко не сразу, но однажды я все же почти физически ощутил вопрос, который поставила передо мной жизнь. Где корни твоего успеха? Подлинные ли это токи, идущие из глубин жизни, или наносное питает этот успех. Словом, кто ты? Молодой актер, случайно совпавший своими индивидуальными данными с модой дня или художник, в котором зритель угадал нужного собеседника, говоря старомодным языком «властителя дум».

Со временем я все чаще возвращался к лабораторным записям моего учителя в школе-студии МХАТ Михаила Николаевича Кедрова. И ярче всего в моем сознании высвечивался излюбленный кедровский образ: «травинка разрывает асфальт, прорастая сквозь него». Этот образ метко определяет конфликт искусственного модернистского творчества с творчеством, связанным с нерушимо развивающимися законами жизни. Традиция если к ней относиться творчески, способна преображать актера. Я испытал это на себе в первой же роли на сцене Театра имени Моссовета.

В студии меня справедливо упрекали за плохую дикцию, почти косноязычие, за угловатую, нелепую пластику. За все эти качества ставили снисходительную «тройку». Я расстраивался, но ничего поправить не мог.

И вот первая роль в театре – Володя в пьесе В. Розова «В дороге». Герой пьесы мне близок по всем статьям: сверстник, современник, с моим, казалось бы, психологическим складом, темпераментом… Но (тогда я еще этого не знал) играть то, что на первый взгляд особенно близко и понятно, всего труднее. Здесь-то и нужно быть честным до конца. В такой роли нельзя солгать. Отрезок жизни моего сверстника, предложенный Розовым, оказался невероятно трудным для меня, актера. Скорее чутьем, чем сознанием, я понял – спасение в верности методу Художественного театра. И стал искать правду сценического поведения, в тщательном отборе добывал «зерно» характера. Очень важно, что эти поиски поддерживала и направляла Ирина Сергеевна. И «кедровская травинка» проросла. Верность традиции – поиск в самой жизни – привела к явлению, которое до сих пор мне кажется чудом: зрители, товарищи, критика – все дружно отмечали, что в роли розовского героя я открыл в себе пластичность, оригинальный голос. И… это уж было совсем невероятно! – высший авторитет в предмете сценической речи, Е. Саричева похвалила мою дикцию.

Можно ли строить прогнозы по актеру на основании одной его роли, как это было после премьеры нашего спектакля «В дороге»? Тогда, похваливая меня, сразу же заподозрили в случайном и единственном совпадении с данными роли.

Критическому разбору всегда хочется верить. И актер верит. Часто бывает так, что веря без отбора, актер приходит в состояние полной растерянности. Залп критических статей, рецензий, реплик на каждый новый спектакль – тоже черта современности. Во время гастролей театра в Париже я читал такие эпитеты в свой адрес: «черная графика», «актер с пластикой черной пантеры». А наша пресса в один голос подчеркивала: «на сцену вышел неуклюжий, долговязый, с длинными руками». Что тут делать? Нельзя же слепо верить лишь в то, что тебе приятней. Я попытался разобраться. И вот, что понял: там меньше интересовал характер, больше – форма, техника, здесь – говорили о существе образа, о человеке. И, как бы ни ласкали слух эмоциональные сравнений с «черной пантерой» я предпочел прислушаться к слову о живом человеке.