«Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников

Бортников пришел в наш театр на спектакль Виктора Розова «В дороге», в котором я играла одну из ролей. Спектакль принимался чиновниками туго, потому что главный герой – молодой человек интеллигент, ищущий себя. В этом спектакле Гена был совершенно прелестный, можно сказать, упоительный, гибкий. Первый акт заканчивался сценой, когда он танцевал твист, в ту пору самый модный танец. Сейчас принято по отношению ко многим артистам произносить слово «звезда», впрочем, не всегда заслуженно. Вот Гена конечно был звездой, и в подтверждение этому – наши гастроли в Париже. Тогда на театральном небосклоне царили два талантливых продюсера: в Америке – Сол Юрок, а в Европе – Жорж Сориа. В 1965 году Сориа готовил фестиваль театра Наций в Париже. Он приехал в Москву делать отбор спектаклей. Среди других он увидел «В дороге» и объявил, что ему нужен именно этот спектакль. Наше управление культуры сопротивлялось, не хотело выпускать «В дороге» с Бортниковым в Париж, но Сориа буквально зубами вцепился и отстоял свой выбор. Деваться было некуда, в итоге мы поехали на фестиваль.

В Париже я была живым свидетелем того, какая толпа собралась у театра «Сары Бернар» после спектакля «В дороге». Как Гене аплодировали, как его на руки подняли, почти на куски чуть не разорвали, куда-то его везли, куда-то его тащили. Вечером газеты «Монд» и «Фигаро», отнюдь не сочувствующие Советскому Союзу, вышли с шапками. В одной газете было написано: «Русский твист завоевал Париж!», в другой: «Русский Жерар Филип покорил нашего зрителя». Действительно, в нем что-то было от Жерар Филипа – эта улыбка, эта полетность. Сейчас после такого бешеного успеха, он может быть куда-то и поехал бы, но он был актером русского театра, именно русского театра. И еще он был актером нашего театра. И я это тоже утверждаю – у него никогда не было мысли куда-то уйти. Тогда в нашем театре у него были роли, намечались премьеры, и это был его дом.

Хочу вспомнить один случай, связанный со спектаклем «В дороге». Я в нем играла кастеляншу в общежитии. Там была такая картина: рабочий, сорвавшись с высоты, разбивался на смерть, а я устраивала в общежитии на его место героя Бортникова. На сцене стоял огромный подъемный кран под потолок (а это высота – три, четыре яруса), по стреле которого должен был пройти Гена, чтобы его герой, почувствовав высоту, испытал себя. Для этой сцены на него надевали специальный пояс, прикрепленный к лонже. Наверху всегда страховали двое рабочих, одного приглашали из цирка.

И вот на одном из спектаклей пришел другой страховщик, он перепутал сторону, где должна крепиться лонжа, и пошел в другой конец, то есть Гена остался без страховки. По роли я оставалась на сцене и поэтому все очень хорошо видела. Гена пометался и потом начал подниматься. Он мог только подняться по стойке крана, но не вступать на стрелу, но со словами: «Я смогу», он вступил и пошел по этой узкой стреле на огромной высоте и дошел почти до середины. Что тут скажешь, у меня буквально ноги отнялись. Занавес закрыли. Он лежал, распластавшись по стреле, ужасно бледный. Обратно его снимали с лестницами, потому, что он не мог пойти обратно. У Ирины Сергеевны Вульф была потом истерика. Когда его спросили: «Гена, ну зачем?», – он ответил: «Я не мог иначе». Он не мог изменить рисунок роли. Можно сейчас решать, насколько он – герой нашего или не нашего времени, но то, что он герой – это однозначно.

(Вечер в ЦДА им. Яблочкиной. 24.V.2014)

Татьяна Бестаева,

народная артистка РСФСР. Театр им. Моссовета

В Париже на гастролях мы все были в приподнятом настроении, в придачу были шокированы щедростью парижан, изобилием вещей, которые они нам предлагали. Они чемоданами приносили нам одежду из дома, просили: «Пожалуйста, возьмите! Мы просто задыхаемся от лишних вещей!» Но с нами еще в Москве провели беседу: никаких подарков не брать, всем отвечать, что в Советском Союзе все есть! Каждое утро в Париже начиналось с перечня запретов. Нас, молодых актеров, разбивали на пятерки и водили строем только по тем улицам, где нам было разрешено ходить. Нам также запрещалось приближаться к кварталам, где располагались ночные клубы, злачные места, в частности Пляс Пигаль, район красных фонарей Парижа.

Помнится, Ростислав Плятт, выслушав запрет, сразу же подмигнул Геннадию Бортникову. Бортников тогда был невероятно красив, его приглашали в посольство, его увозили куда-то журналисты… А поскольку тогда несколько артистов (правда, балетных) сбежали за границу, приставленный к нам человек из органов боялся, как бы Гена не поступил так же. Но за Бортниковым он не мог уследить. Каждый раз вместе с Пляттом они умудрялись, обведя всех вокруг пальца, куда-то исчезнуть, а потом выяснилось, что они познали все прелести ночного Парижа. Мы им страшно завидовали!

(Вечер памяти Г. Бортникова в ЦДРИ 24.X.2007)

Маргарита Терехова,

народная артистка России. Театр им. Моссовета