«Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников

Гену часто пробовали на роли в кинофильмах, но в те времена много фильмов закрывалось, и самые лучшие роли в кино, которые он мог бы сыграть, он не сыграл.

До того, как мы с Геной встретились в спектакле «Глазами клоуна» по роману Генриха Белля, еще со студии мы молодежь бегали наверх смотреть, как он играет. Что он делал со зрителем…? Когда он замолкал, публика, затаив дыхание, ждала. Весь зал замирал. Это было какое-то чудо, настоящее чудо. И потом я оказываюсь с ним вместе на сцене в спектакле «Глазами клоуна». Я – Мари. Он был конечно феноменальный, гениально одаренный актер с этой своей сверхчувствительной душой. И еще, добрейшее существо для тех, кто его знал и, кто его не знал, действительно добрейшее.

В Париже он был совершенно неотразим, у него был феноменальный успех. «Тень Жерара Филипа пролетела над Парижем». В театре мы еще долго дразнили его «Жерар Филип». Помнится, я его спросила: «Что же ты не остался?» Но в той поездке его курировали повсюду, даже в туалет сопровождали двое. И он не был сильным в жизни, он был силен в своем творчестве. А мне почему-то кажется, что там он бы расцвел, действительно мог бы стать вторым Жераром Филипом. Но Гена очень много дал России, и мне на память приходят строки Анны Ахматовой:

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
……
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернялся скорбный дух.

(Вечер памяти Г. Л. Бортникова в ЦДРИ. 24.X.2007)

Валентина Талызина,

народная артистка РСФСР. Театр им. Моссовета

Гена Бортников – актер был удивительный, актер Богом данный. Он пришел мальчиком в театр им. Моссовета. Ирина Сергеевна Вульф поставила с ним спектакль «В дороге». И вот Завадский и Ирина Сергеевна вдруг увидели в этом мальчике свою мечту о настоящем русском актере, не советском комсомольце, а о настоящем русском актере, уровня, видимо, М. Чехова, уровня МХАТа.

Он был хорош собой, молодой, раскованный, настоящее дарование. Чтобы он ни делал в театре, он все делал потрясающе, и все это заметили. Ирина Сергеевна и Юрий Александрович Гену пестовали и любили. Слава у него была фантастическая. На Завадского, который был, в сущности, «певцом режима», тогда давила двойственность его внутреннего самоощущения и требований эпохи строящегося социализма. И Юрий Александрович выбрал Гену для воплощения своей мечты. Четыре года Завадский готовил спектакль «Петербургские сновидения», который стал его исповедью. Ансамбль был очень сильный. В полной мере проявился мощный талант Леонида Маркова в роли Порфирия Петровича, страдающего следователя, в его трактовке. Бортников играл Раскольникова достойным человеком, не было ощущения, что он убил или не убил, и в сценах с Соней он играл «над» ситуацией.

В театре после смерти Ирины Сергеевны и Юрия Александровича для него настали трудные времена. Кого-то раздражало, что он – премьер, что опаздывает, он постепенно стал превращаться в изгоя. Но я думаю, что те силы, которые Гена взял из любви Ирины Сергеевны и Завадского уже после их ухода, дали ему силы дожить до конца в этом театре, пройдя свою Голгофу достойно.

(Вечер в музее-квартире Ф. М. Достоевского. 11.IV.2009)

Вера Максимова,

театральный критик

Вся первая половина жизни Геннадия Леонидовича Бортникова – это сплошной счастливый случай. Гена, вообще, человек сильного эстетического начала. Посмотрите, как он необыкновенно привлекателен сам, как некая живая данность. И попал в театр он к человеку, который сам по корням был вахтанговцем и по корням – мхатовцем. И это был один из самых эстетичных, чувствующих красоту, сам являющий собой красоту, по которому сходили с ума, в частности Марина Цветаева и многие другие – Юрий Александрович Завадский. Когда я вот так закрываю глаза, то вижу его замечательный «Маскарад», белые цветы, дам с кринолинами, брильянтовый брелок на костюме Арбенина.