Я – странная петля

Пока вы читали анекдот про мою бравую попытку улыбки в стиле Хопалонга Кэссиди во время «покажи и расскажи» в первом классе, возможно, в вашем сознании промелькнул вопрос: «Почему Хофштадтер снова упускает из виду элементарные частицы?» А может, и не промелькнул. Надеюсь на последнее! Правда же, почему вдруг такая странная мысль должна возникнуть у здравого человека, который читает этот пассаж (включая самых упорных специалистов по физике элементарных частиц)? Даже самое призрачное, самое беглое упоминание физики элементарных частиц в том контексте выглядело бы неуместным абсурдом, потому что каким вообще образом глюоны, мюоны, протоны и фотоны должны быть как-то связаны с маленьким мальчиком, который подражает своему кумиру, Хопалонгу Кэссиди?

Хоть уйма частиц, несомненно, непрерывно клокотала «где-то там» в мозгу маленького мальчика, они были такими же невидимыми, как и мириады симмов, сталкивающихся в Столкновениуме. Роджер Сперри (мой более поздний кумир, чьи труды, если бы я только прочел и понял их в первом классе, могли сподвигнуть меня встать и смело заявить одноклассникам: «Я умею философствовать как Роджер Сперри!») дополнительно указал бы на то, что частицы в мозгу маленького мальчика обслуживали (то есть ими помыкали) куда более высокоуровневые символические события, в которых участвовало «Я» мальчика и в которых оно формировалось. По мере того, как это «Я» усложнялось и становилось все реальнее для себя самого (то есть все более необходимым для стараний мальчика категоризировать и понять никогда не повторяющиеся события в его жизни), шансы, что любой другой, лишенный «Я» путь понимания мира мог бы возникнуть и состязаться с ним, сравнялись с нулем.

В то же время, пока я сам все больше привыкал к тому, что это «Я» отвечает за мои действия, мои родители и друзья все сильнее убеждались в том, что «там, внутри» действительно было что-то очень правдоподобное (иными словами, что-то похожее на шарик, что-то с собственными марками «твердости», «упругости» и «формы»), что заслуживает называться «ты», или «он», или «Дугги», и что также заслуживает называться «Я» со стороны Дугги – и так, опять же, ощущение реальности этого «Я» укреплялось снова и снова, тысячами способов. К тому времени, как мозг провел в этом теле пару лет, «Я» закрепилось в нем настолько, что надеяться изменить это было уже немыслимо.

…но реален ли я?

И все же было ли это «Я», несмотря на его чрезвычайную стабильность и кажущееся удобство, реальной вещью или все-таки просто удобным мифом? Я думаю, нам тут понадобится помощь нескольких старых добрых аналогий. Итак, я спрашиваю тебя, дорогой читатель, являются ли температура и давление реальными вещами или они просто фигуры речи? Является ли реальной вещью радуга или ее не существует? Возможно, ближе к сути – был ли «шарик», который я обнаружил в коробке конвертов, реальным?

Что, если бы коробка была запечатана и я бы никак не мог посмотреть на отдельные конверты? Что, если мое знание о коробке с конвертами непременно возникло оттого, что я имел дело с сотней конвертов в ней как с единым целым и невозможно было перемещаться туда и обратно между крупно– и мелкозернистой перспективой? Что, если я бы я даже не знал, что в коробке лежат конверты, а просто думал, что там есть что-то, что можно сжать – податливая масса мягковатой начинки, которую я могу взять рукой, – и что в центре этой мягкой массы было что-то более жесткое на ощупь и, несомненно, сферической формы?

Если вдобавок оказалось бы, что разговор об этом предполагаемом шарике обладает невероятно удобной силой объяснять мою жизнь и если бы, ко всему прочему, у всех моих друзей были подобные картонные коробки и все они говорили бы не переставая – и без всякого скептицизма – о «шариках» внутри их коробок, тогда мне вскоре стало бы невозможно противиться тому, чтобы принять собственный шарик как часть мира и часто упоминать его в своих объяснениях различных явлений этого мира. Правда же, все чудаки, отрицающие существование шарика внутри своих картонных коробок, обвинялись бы в том, что шарики у них заехали за ролики.

И так же дела обстоят в случае с «Я». Поскольку это понятие так аккуратно и эффективно воплощает в себе то, что мы воспринимаем как поистине важные аспекты причинности этого мира, мы не можем перестать привязывать реальность к нашим «Я» и к «Я» других людей – в самом деле, наивысший возможный уровень реальности.

Размер странной петли, которая составляет личность