Я – странная петля

Моей любимой иллюстрацией представления о лучшем или худшем совпадении, или «резонансе», душ является музыкальный вкус. Я никогда не забуду, что случилось около тридцати лет назад, когда одна моя подруга-пианистка на все лады расхвалила Второй скрипичный концерт Белы Бартока и стала настаивать на том, чтобы я с ним ознакомился. Это был ответный жест на то, что несколько лет назад я познакомил ее с одним из самых волнующих произведений из тех, что я знал, – с Третьим фортепианным концертом Прокофьева. Тогда она целиком и полностью, невероятно живо откликнулась на Прокофьева – что как будто свидетельствовало о нашей музыкальной синхронизированности; так что я отнесся к ее страстному отзыву о Втором скрипичном концерте Бартока весьма серьезно. Подначивая меня, она сказала, что Барток не только снова и снова использовал ее любимую гармонию из Прокофьева, но использовал ее лучше. Ни слова больше! Я тут же вышел и купил запись. Тем же вечером, предвкушая восторг, я поставил ее и внимательно послушал. К моему разочарованию, я был совершенно не впечатлен. Это меня озадачило. Я послушал снова. И затем снова. И снова. И снова. Через пару недель я, должно быть, послушал это хваленое произведение дюжину, если не пару дюжин раз, и все же ничего внутри меня так и не произошло, только где-то посередине один фрагмент длиной в пятнадцать секунд слегка меня зацепил. Можете назвать это слепым – или глухим – пятном внутри меня, или, что я бы предпочел, вы просто можете сказать, что «совпадение» между моей душой и душой Бартока крайне слабое. И это многократно подтвердилось с другими произведениями Бартока, так что теперь я вполне уверен, что случится (или, скорее, не случится) внутри меня, когда я его слушаю. Хотя мне нравится несколько коротких пьес (основанных на народных песнях), которые он написал, основная масса его творений ничего мне не говорит. Так ощущение, что у нас с подругой сильно совпадают музыкальные вкусы, значительно ослабло, да и наша дружба впоследствии действительно угасла.

Написав этот абзац, я задался вопросом, не могло ли оказаться ложным воспоминание тридцатилетней давности, и не открылась ли моя душа за это время новым музыкальным горизонтам, так что я подошел прямо к моему проигрывателю (да, пластинок), еще раз поставил скрипичный концерт Бартока и очень внимательно послушал его от начала до конца. Моя реакция была совершенно такой же. По моему мнению, это произведение просто ходило кругами, но так никуда и не приходило. Когда я его слушал, я чувствовал себя магнитным полем, стремглав врезающимся в сверхпроводник – не пройдет ни на микрон! Если для вас эта метафора слишком эзотерична, я скажу, что просто вставал как вкопанный у самой поверхности. Для меня в этом не было никакого смысла; эта музыка представляется мне непроницаемой идиомой. Это как смотреть на книгу, написанную инопланетным шрифтом: за ним могут скрываться какие-то сведения – возможно, их там полно! – но у вас нет ровно никаких догадок, о чем речь.

Я подробно изложил этот довольно мрачный анекдот, поскольку он стоит в одном ряду с тысячами жизненных переживаний, в которых замешано то, что мы, за неимением лучшего слова, называем химией между людьми. Между мной и Бартоком попросту нет химии. Я уважаю его ум, его творческое рвение и его высокие моральные стандарты, но у меня нет представления о том, что заставляет его сердце биться. Ни малейшего. И я могу сказать это про тысячи людей – но все же есть и те, для кого столь же твердо верно обратное. Например, ни одно музыкальное произведение в мире не значит для меня больше, чем Первый скрипичный концерт Прокофьева, написанный всего за несколько лет до концерта Бартока. (К моему удивлению, я даже видел, как их упоминают наряду друг с другом, будто они одного поля ягоды. Возможно, в их структурах кое-где и есть поверхностное сходство, но для меня они настолько же разные, как Бах и Эминем.) В то время как Барток скатывается с меня как с гуся вода, Прокофьев течет сквозь меня как бесконечно пьянящий эликсир. Он говорит со мной, парит внутри меня, разжигает меня, выкручивает громкость моей жизни на полную катушку.

Нет нужды продолжать, поскольку я уверен, что каждый читатель испытывал химию и не-химию такого сорта – возможно, даже в прямо обратном отношении к скрипичным концертам Бартока и Прокофьева, но если и так, послание, которое я стремлюсь донести, будет звучать четко и ясно. Для меня музыка – это прямой путь к сердцу или между сердцами; по сути, самый прямой. Всестороннее совпадение музыкальных вкусов, включающее и любовь, и ненависть – то, что встречается очень редко, – самый надежный указатель на родство душ, какой я только встречал. А родство душ означает, что эти люди могут стремительно узнать суть друг друга, что они в значительной степени способны жить внутри друг друга.

Планетоиды растут, поглощая тающие метеориты