Я – странная петля

Воспринимает ли Эмабль вопиюще очевидную аналогию? Может ли он быть настолько доброй и всепрощающей душой и не замечать, что Аурелия и Помпонетт два сапога пара, и может ли изумительно двусмысленная ругань, которую он жестоко (но справедливо) вываливает на кошку, невинно иметь для него лишь один смысл?

Как бы то ни было, я призываю вас пойти и посмотреть этот фильм; это душераздирающий шедевр. И если по странному случаю ваша дорогая половинка, сидя рядом и наслаждаясь фильмом за компанию с вами, только что вернулась в гнездо после небольшой интрижки на стороне, просто представьте, как он или она начнет ерзать во время финальной сцены! Но с чего бы кому-то снаружи фильма чувствовать, как жалит град жестоких упреков, высказанных кем-то внутри фильма? Ох, ну… сила аналогии прямо пропорциональна ее меткости и прозрачности.

Шанталь и уровни смыслов, которые сидят на закорках

Теперь давайте рассмотрим аналогию, грани которой различаются сильнее, чем два печенья или двое любовников, и даже сильнее, чем загулявшая жена и загулявшая кошка. Это аналогия, которая возникает, пусть и неявно, когда мы смотрим программу по телевизору – скажем, шоу о французском пекаре, его жене, его друзьях и его кошке. Суть в том, что на самом деле мы не смотрим на то, как развлекаются люди и кошки – по крайней мере, не буквально. Когда мы так говорим, мы используем удобное условное обозначение, поскольку на самом деле мы видим мириады пикселей, которые идеально синхронизированным пошаговым образом копируют подвижные узоры из цветных пятен, которые однажды были рассеяны одушевленными и неодушевленными объектами где-то далеко и давным-давно в какой-то французской деревне. Мы видим около миллиона точек, которые «шифруют» некоторые произведенные людьми действия, но, к счастью, этот шифр нам расшифровать очень просто – это настолько не требует усилий, что мы втягиваемся в отображение, в этот изоморфизм (в аналогию экран/сцена, если угодно), и нас будто «переносит» в некоторое отдаленное место и время, где мы будто бы наблюдаем за происходящими как по-настоящему событиями; и попытки четко разделить, «в самом деле» мы наблюдаем события или нет, кажутся нам раздражающими придирками. (Говорим ли мы «в самом деле» друг с другом, когда говорим по телефону?)

Слишком просто забыть, что моль, мухи, собаки, кошки, новорожденные, телевизионные камеры и прочие мелкодушные существа не воспринимают телеэкран так же, как мы. Хотя это сложно себе представить, они видят пиксели в сыром, неинтерпретированном виде, и потому телеэкран для них лишен давних-и-далеких смыслов точно так же, как куча листьев, картина Джексона Поллока или газетная статья на малагасийском языке (приношу свои извинения, если вы говорите на малагасийском; в таком случае, пожалуйста, замените его на исландский – и не говорите мне, что знаете и его!). Навык «читать» телеэкран на репрезентативном уровне лежит за пределами интеллекта этих созданий, даже если для большинства людей это становится обычным делом уже около двухлетнего возраста.

Так что собака, бессмысленно глядящая в экран, которая не способна воссоздать никаких образов и даже не знает, что какие-то образы подразумевались, не сильно отличается от лорда Рассела, который пустым взглядом уставился на формулу своей обожаемой системы ПМ и видит только ее «простой» (арифметический) смысл, тогда как другой смысл, смысл, благодаря Гёделю возникший из отображений, лежит за пределами его интеллекта, совершенно недоступный, совершенно немыслимый. Или, возможно, вы думаете, что это сравнение несправедливо по отношению к сэру Бертрану, и я в некотором роде согласен, так что позвольте мне сделать его чуть более реалистичным и щедрым.

Вместо собаки, которая сидит перед экраном телевизора и видит только пиксели на месте людей, представьте маленькую трехлетнюю Шанталь Дюплесси, которая смотрит «Жену булочника» вместе с родителями. Для всех троих французский язык родной, так что языкового барьера у них нет. В точности как ее maman и papa, Шанталь сквозь пиксели видит события в деревне, и, когда наступает прекрасная финальная сцена и Эмабль выговаривает своей кошке, Шанталь все смеется и смеется над яростью Эмабль – но она ни на секунду не подозревает, что для его слов есть другое прочтение. Она слишком юна, чтобы постичь аналогию между Аурелией и Помпонетт, так что для нее тут есть только одно значение. Смысл, переданный режиссером Паньолем через аналогию, принимает как должное «простое» (хоть и ускользающее от собак) отображение пикселей на отдаленные события и потому сидит у этого отображения на закорках; родители воспринимают этот смысл без усилий, но на данный момент он лежит за пределами интеллекта Шанталь и совершенно для нее недоступен. Через несколько лет, конечно, все изменится – Шанталь научится улавливать аналогии между всевозможными сложными ситуациями, – но так обстоят дела сейчас.