Тот отшатнулся от неожиданности, но свой гнев проглотил и посторонился. И мы вплыли внутрь.
В холодное время года я довольно часто бывала у классной Агнесс. Она радовала меня своей благосклонностью и, думаю, не только потому, что приходилась мне теткой по отцу. Ведь мою сестру она никогда к себе не приглашала. И никогда не доверяла ей Пиппино — забавную обезьянку с нежной, почти лишенной шерсти кожицей. Для капризного создания из южных островов наши сквозняки были губительны, а кофточки и штанишки маленький шалунишка постоянно норовил сбросить или разорвать. Но это меня не раздражало. Я даже испытывала к нему благодарность за это. Особенно долгими зимними вечерами, когда ветер за окнами завывал так жутко, что казалась, это сонмы нечисти рвутся по наши души. Тогда все воспитанницы собирались в натопленной столовой и пели псалмы под руководством отца Птольцуса, а меня по просьбе классной Агнесс отпускали в ее покои ремонтировать одежду Пиппино. Иногда, даже вместе с Норой.
Это было так чудесно! Мы с подругой сидели у пылающего камина с шитьем в руках, классная Агнесс писала отчеты при мерцающем свете свечей, а Пиппино смешил нас своими выходками. И нам не было нужды в псалмах, чтобы прогнать страх. Ведь нас охранял Святой Иеремия. С лепного панно над камином худощавый старец кротко взирал на распростертого под ногами Демона, а в руках он сжимал вырванное из груди Черное Сердце. Блики огня зажигали на гранях алмаза радугу, и от этого на моей душе становилось тепло. Этот камень, подаренный моим отцом классной Агнесс, напоминал мне о доме. Раньше он украшал почти такого же Иеремию в каминном зале нашего замка, где мы любили собираться всей семьей.
Сейчас панно, как и остальные стены, скрывали полупрозрачные шелка нежно розовых и фиолетовых расцветок. Тяжелые и темные портьеры на окнах заменили невесомым эльфийским тюлем. Деревянные табуреты и жесткий топчан вынесли, а на их месте поставили пару мягких кресел и софу. Лишь письменный стол остался прежним: тяжелый, дубовый, обитый зеленым, местами потертым бархатом. С трехрожковым канделябром по левую сторону и позолоченной клеткой с маленькой обезьянкой справа. Ригана важно восседала посредине, а моя обожаемая тетя вместе с Преподобной Тетрой Корнельской и другими классными дамами стояла у порога, словно безродная просительница. Худородная баронесса не сочла нужным предложить присесть представительницам самых благородных семейств королевства.
Всем своим видом мои дорогие и любимые преподавательницы выражали глубочайшее осуждение, но будущую принцессу это не особо заботило. Она внимательно изучала не безызвестный мне массивный талмуд. В обязанности классной Агнесс, помимо всего прочего, входило ведение бухгалтерии, и она кропотливо вносила в эту книженцию все доходы и расходы института. Иногда тетя усаживала за талмуд и меня, позволяя подбить итоги за неделю или составить баланс. Агнесс считала меня способной к домоведению и не теряла надежды отговорить меня от стези сестры милосердия. Ей хотелось, чтобы я осталась в Институте и стала ее помощницей.
При виде Анри надменное личико Риганы просияло. Она вскочила со своего места и бросилась нам навстречу.
— Моя прелесть! Моя Пусечка! Ты нашлась! — возликовала она.
— Это я Пусечка? — оскорбился Риан.
— Давай, возьми нас на руки. Я тебе такую Пусечку устрою, — мстительно подумала я и громко замурлыкала, чтобы усыпить бдительность.
Увы, моя задумка не удалась. Будущая принцесса остановилась как вкопанная в метре от нас, а на ее лице проступил вселенский трагизм:
— Что с ней? Что с моей Пусечкой?!? Она хрипит! Нет, она задыхается!!! Лира, умоляю, скажи, что случилось с моей лапушкой?
От изумления я замолчала. Ригана что, с ума сошла?
— А что с Пусечкой не так? — озадаченно спросила матушка Тетра.
Преподавательницы, забыв о своем недавнем недовольстве, дружно сгрудились вокруг меня. Что-то невидимое удавкой сжало вдруг наше горло, и мы захрипели, задергались, пытаясь вобрать в себя воздух. Когда давление исчезло, мы попытались вырваться. Где там! Анри крепко держал нас. Да так ловко, что отомстить негодяю не представлялось никакой возможности.
— Сочтемся, — пообещал разозленный Риан, но, разумеется, вредный типчик его не услышал.
Между тем принцесса продолжала испускать жалобные стоны и всхлипы:
— О бедное создание! Что с ней сделали? Она еле дышит!
— У тростниковых кошечек очень тонкая психическая организация. Слишком много незнакомых людей. Это ее испугало, и теперь у нее нервное истощение. Последствия могут быть самыми печальными, — прошептал Анри сломленным горем голосом.
При этом он нежно поглаживал нас, а в конце речи незаметно и очень больно ущипнул.
Мы взвыли от неожиданности.
— Видите — у нее нервный шок. Она не контролирует саму себя, — еще с большей грустью вопросил пройдоха, один в один копируя мой голос. — Ей нужен постоянный уход и внимание, иначе мы можем ее потерять.
— Назначаю тебя ответственной за здоровье Пусечки, — решила Ригана. — Я не переживу, если с ней что-нибудь случиться…