Я - Тайига

— Ой, а где колбаска? И курочка? Я точно помню, что их в корзину клала.

— К демонам их, — нетерпеливо воскликнул ее кавалер. — Сыром закусишь.

Мы опомниться не успели, как нож возился прямо перед нашим носом и двинулся на нас.

— Сваливаем! — выдохнул Риан.

Одновременно с этими словами мы рванули к выходу…

— Мышь! В моем сыре мышь! Вииииии…

Наполовину оглохшие от пронзительного визга, мы соскользнули со стола вниз и рванули к открытой двери. Что-то с грохотом покатилось перед нами. Это в нас швырнули кружку. Мы резко свернули, огибая ее, и помчались вдоль углового стыка.

Вековые стены башни сотрясались от шума. К женскому визгу присоединились тревожный перелив горна и барабанная дробь. А потом и топот кованных сапог. На нас мчались поднятые по тревоге солдаты, с приготовленными к бою мечами и алебардами.

Это было страшно!

Поток грохочущих ног все не прекращался. Воздух гудел и казался таким упругим, что ощущался весьма существенно. Он вжал наше тельце в стену настолько сильно, что древний раствор, скрепляющий камни, не выдержал и осыпался. Нас буквально вдавило в образовавшуюся щель.

Когда зрение восстановилось, то мы увидели вокруг себя паутину. Много-много липкой, противной паутины. Мы попытались двинуться назад, но не тут-то было. Ребристые стены больно вонзились в наши бока. Вперед тоже не получалось. Там был камень.

— Похоже, застряли, — вздохнул Риан. — Надо было меньше есть.

— Как застряли?!?

Я живо представила себе несчастную супругу короля Кропуса. Ту, что замуровали где-то здесь. Мы тоже умрем. Обязательно умрем. Это и есть наша расплата за грехи. Ведь я знала, что так все и будет! Что когда-нибудь я плохо кончу. Вот только все надеялась, что это случиться когда-нибудь потом. Не сегодня… А еще я думала, что меня сожгут. Не замуруют. Конечно, крайне неприятно, когда огонь начинает лизать пятки. Но знающие люди утверждают, что больно лишь первые мгновения, а потом наступает шок. На некоторых даже что-то вроде эйфории может снизойти. Если они перед смертью в грехах раскаются. Я об этом точно знала. Мы с Норой все книги в институтской библиотеке перечитали на эту тему. А вот к замуровыванию я оказалась морально не готова. Эту варварскую казнь сейчас не практиковали и осуждали как негуманную. На Святом Совете восемьсот шестого созыва ее признали чрезмерно жестокой. И я со святыми отцами была полностью согласна. Отчетливо представилось вдруг, как стою я в узкой нише, не способная даже шевельнуться. Мои ноги ноют, шея костенеет, по лицу ползают пауки и мокрицы. Они заползают в ноздри и уши… И это лишь начало долгого пути в благословенную смерть, потому что потом…

— Смерти не существует, — прошелестело в ответ на мои мысли. — Лишь вечное раскаяние…

— Лира! Лира, ты слышишь меня? — голос напарника звучал по другую сторону черной пустоты, в которою я погружалась. — Лира, иди на мой голос.

— Нет, не уходи, — взмолилась Чернота. — Поговори со мной. Я ни с кем не говорила уже целую вечность.

— Лира, отзовись! Пожалуйста, не пугай меня так!

Голос напарника звучал все слабее. Но меня больше волновало не его беспокойство, а Чернота. Ее мысли звучали как мои собственные. Словно она была частью меня. Во мне ворочались чужие воспоминания. Мутные, обрывистые и невероятно тяжелые. Мне было до слез жаль ее. Каково это — так долго молчать?

— Тяжело. В жизни я была редкостная болтушка, — вздохнула Чернота в ответ. — Муж всегда ругал меня за это. Говорил, что королеве лучше быть распутной, чем излишне разговорчивой. Предупреждал, что мой длинный язык до добра не доведет, но я не умела слушать добрых советов. Зато теперь молчать научилась.

— Мне жаль вас, — искренне подумала я. — Не знаю, каким должно быть преступление, чтобы получить столь ужасное наказание.

— Я отказала узурпатору. Зло высмеяла его при всех. Тогда мне мой ответ казался удивительно остроумным. Вот только последним смеялся Марион, когда лично закладывал последний камень, — вздохнули мне в ответ. — Потеряв стыд и гордость, я вымаливала у него прощение, напоминала о благах, что дала бы ему женитьбы на мне. Это упрочило бы его положение в стране. Ну и что, что на его руках была кровь моих детей и моего мужа. В тот момент я забыла об этом. Я готова была полюбить его, лизать ему пятки, ползать в его ногах, терпеть его любовниц. Я говорила все это, он слушал, а каменщик делал свое дело. И вот когда осталось лишь маленькое оконце, Марион громко расхохотался и сказал «Нет». Свет навсегда померк для меня, и в темноте я долго слышала его раскатистый смех. А потом стих и он. Остались страх и раскаяние. Я слишком много болтала. Не надо было вышучивать его, не следовало умолять пощадить меня, и зачем, зачем я так унижалась! Лучше бы я родилась немой.

— Это ужасно! Почему Контролер не наказал этого злодея? Где были его братья? — воскликнула я.