Я - Тайига

— Ой, ты, батюшки! — всплеснула руками дама с валанами. — А я-то думаю, что весь день смурной ходишь? А тут вон оно что! Сиротиночками детишек своих полными оставить удумал! Нас с Глашкой под острог! Ах, ты хрыч старый!

— Степпа… — смущенно пробормотал лекарь.

Пока мадам ругалась, Анри прижал меня ненадолго к себе.

— Прости, но так лучше, — шепнул он, а потом неожиданно вручил меня карапузу. — Понравилась кошечка? Дарю. Игрунья страстная. И крысыловка отменная, что ныне актуально очень. Только на улицу не выпускайте — убежит.

Признаться, я так растерялась, что опомнилась, лишь когда липкие от сладостей ручонки вцепились в меня.

Анри невесело ухмыльнулся и отдал все найденные мною деньги лекарю:

— Вот деньги на ее содержание. Тая обожает куриные грудинки.

И ушел, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Это моя кошка! — закричали два других карапуза, и ринулись на меня и моего мучителя.

Мгновение, и я оказалась погребена под раздирающими меня на части мальчуганами. Да, знаю, грех поднимать руку на маленьких. Но честное слово, само как-то вышло: извернулась и укусила одного. А может двух. Или всех трех. В тот момент я не очень отдавала отчет в своих действиях. Важно другое: клубок распался, а стены дома содрогнулись от дружного воя.

— Ах, ты, пакостница блохастая! Сироток обижать! — взвизгнула гувернантка.

Я сама не поняла, как в ее руках очутился веник, а у воланистой мадам кочерга. Они бросились на меня, ну а я — на лекаря. Картинка, которую я внедрила в его голову, была не столько страшной, сколько жестокой по отношению к этому во всех отношениях замечательному человеку.

— Союшка вернулась, — всхлипнул он, и ринулся открывать дверь своей воображаемой жене.

Разумеется, там никого не оказалось. Только крысы, чье количество утроилось. Ох, как мне не нравилось происходящее. Город словно лишился красок, а от низких туч пустые улицы выглядели еще более зловеще, чем перед тем, как мы вошли в дом. Сумерки сгущались, ветер носил по мостовым скомканные обрывки бумаги, а на улице не было ни души. Даже вороны куда-то подевались.

«Так вот как выглядит начало конца света», — мелькнула мысль, и бросилась вдогонку успевшему уже довольно далеко отойти Анри.

Он больше не подпрыгивал, шел стремительной летящей походкой, ловко отбрасывая не желающих уступать дорогу крыс, а ветер раздувал фалды длинного сюртука. Гад он, конечно, редкостный, но Нора моя подруга и в беде ее я оставлять не намеривалась. Разумеется, попадаться наглому типчику на глаза тоже не стремилась. Решила только проследить, куда он направляется, а дальше по обстоятельствам. Я окончательно и бесповоротно разочаровалась в нем: подумать только, отдать меня, словно я какая-то вещь!

Только догнать Анри оказалось не таким уж простым делом. Как не старалась, расстояние между нами сокращалось крайне неохотно, а вот я хромала все сильнее и сильнее. Сама не заметила, когда успела повредить заднюю лапу: то ли когда вырывалась от лекарских детишек, то ли когда с лекаря спрыгивала. Коротко взглянув на наблюдающих за мной крыс, я остановилась, чтобы взглянуть на ногу. И тут они дружно бросились на меня.

Мы схлестнулись не на жизнь, а на смерть. Все покраснело перед глазами, пасть забилась кровью и шерстью, а уши чуть не лопались от визга — даже не знаю только крысиного, или моего тоже. Мы превратились в острозубо-когтистый ком, который катился непонятно куда и становился все больше. Я задыхалась под тяжестью мерзких тел, раздирающих меня на части. Самоуверенная мысль «Я им сейчас задам перца» сменилась упаднической «Вот и все». Вспомнилось вдруг лучшее, что было в моих жизнях. Мне радостно улыбнулась мама, неодобрительно поцокала языком Нора, с осуждением воззрился Риан. И почему-то криво ухмыльнулся Анри. Как успел затесаться в эту команду наглый типчик, я так и не успела понять. Ком распался, а я осталась лежать на булыжной мостовой.

Наглый типчик бережно поднял меня на руки и покачал головой:

— Вот почему ты такая своевольная? Ну, потрепали бы тебя детишки. Не смертельно ведь! Зато жила бы в сытости и достатке. Так нет, надо с крысами разборки устраивать.

Я попыталась вырваться, но кто бы мне позволил. Оглушающая боль исчезла волшебным образом, как только меня прижали к нагрудному карману сюртука, из которого проступал алмаз. Но все равно сил сопротивляться не было. Только шипеть. Оно получалось какое-то несолидное, жалкое.

— Злишься, — тем не менее, догадался наглый типчик. — Я ведь понимаю почему. Сам такой. Знаешь, как мне несладко приходилось, когда почти месяц фрейлиной притворялся. Еще немного, как и ты, шипеть бы на всех начал… Ты, поспи, Таюшка. Сон — это хорошо. Он лечит. Все будет хорошо. Обещаю…

Я ему не верила. Наглый типчик всегда обманывал меня. А сейчас, когда я находилась на пороге смерти, тем более. Несладко ему, видите ли, было. Как же!