Я тебя куплю

— Вы все обсудили? — интересуется Камиль. — К какому профессору ехать надо? Говорите. Сейчас же поедем.

Мы с Чеховским замолкаем. Никто не решается отнимать у Камиля надежду.

— Камиль, это не простуда, — отвечает Чеховской. Его тон мерный, уравновешенный. Я бы так не смогла: голос бы дрожал, слезы бы текли ручьем, словно я никакого отношения к медицине имею и никогда в жизни со смертью не сталкивалась. — Это рак, сын.

— Медицина шагнула вперед. Сейчас все лечится.

— Твоя вера вдохновляет…

— Нет, — шипит Камиль. — Нет, — повторяет громче. — Нет! — кричит, в стену швырнув телефон.

Вот теперь я вздрагиваю.

Он хватается за голову и вышагивает из стороны в сторону. Сколько горя он вынес и сколько еще предстоит вынести. У меня сердце на куски разрывается, когда смотрю на него.

— Ты, сын, не психуй. От судьбы не уйдешь. Мне не на что жаловаться. Невесту свою береги. Хорошая она у тебя.

Камиль смотрит на него с негласным вопросом: «Ты сам-то себя слышишь?»

— Что вам подарить на свадьбу? — тут же меняет тему разговора Чеховской.

— Себя, — отрезает Камиль.

— Только ты мог попросить то, что не купить за металл, — улыбается тот.

— Я всегда был непутевым.

— Особенным. Ты был особенным, Камиль.

Между ними тронулся лед. Я сгребаю пустые чайные чашки и тихонечко выхожу из библиотеки, решив дать им время побыть наедине. Пусть обсудят то, о чем не заговорят при мне. Пусть на какой-то миг отбросят свою мужскую суровость в сторону, обнимутся, прольют скупую слезу. Им это нужно. Важно.

— Все по швам трещит, да? — вздыхает Азиз, когда я выхожу к нему на крыльцо. — Глебу крышка, Адель сошла с ума, Чех метит на ее место, а Камиль, как всегда, печется о других.

— Все ты замечаешь.

— Не слепой, что уж. Как только ты тут появилась, так все и заскрипело.

— Хочешь сказать, я во всем виновата?

— Цепочка событий. Одно потянуло за собой другое. Но признаться, я рад, что так все вышло. Без тебя я бы с Варварой не познакомился, — улыбается он. — Мы с ней сегодня ужинаем. Как думаешь, красные розы — не перебор?

— Она их любит, — киваю я. — Дари.

Дверь за моей спиной отворяется. К нам выходят Камиль и Чеховской старший.

— Азиз, отвези отца в аэропорт, — велит Камиль, подав тому сумку. — Проводи, посади на самолет.

— Понял.

— Камиль, а мы? — теряюсь я.

— Так будет лучше, А… Ася, — отвечает за него Чеховской. — Не люблю прощания.

Они разговаривали от силы минут пятнадцать, а Камиль успел выдать ему правду обо мне.

— Мне достаточно наших бесед. Спасибо вам, Ася. Вы вернули мне сына. — Он берет меня за руку, подносит к своим тонким губам и по-джентельменски целует. — Береги ее, Камиль. Другой такой не найдешь.

— Знаю.

Он пожимает отцу ладонь и не спешит отпускать, сжимая крепче. Не выдерживает, притягивает к себе и обнимает.

В серо-голубых глазах Чеховского появляются слезы. Сбылась его мечта. Теперь его сердце спокойно.

— Я больше не сниму часы, обещаю, — произносит Камиль, нехотя отпуская его. — Передам сыну в день его шестнадцатилетия. Даже если он решит, что я сбрендил, — усмехается он, заставив нас засмеяться.

Ни Адель, ни Роман не выходят попрощаться с отцом. Только Лучиана в последний момент выскакивает из дома и бросается в объятия деда. А потом провожает его до машины. Мы же с Камилем остаемся на месте. Он обнимает меня за талию, губами касается виска и шепчет:

— Спасибо.

— За что?

— За все.

— Я ничего не сделала.

— Это я ничего не сделал, — ненавязчиво спорит он. — Вокруг меня снова сгущается тьма, девочка. Я должен быть уверен, что ты в безопасности, даже когда меня нет рядом.

— О чем ты? — недоумеваю я.

— Тебе придется взять в руки оружие.

Глава 17. Вся сущность Адель

Камиль

От некогда ранимой медсестрички почти ничего не осталось. Безоговорочно соглашается, берет ствол и ошеломляет сотрудников тира. Поначалу у нее даже спрашивают, стреляла ли она раньше. Она честно отвечает: «Да. Однажды. В свою голову».

Стройная, изящная, женственная во всем, она с каждым новым выстрелом сильнее сводит меня с ума. Не в мишень попадает, а в мое сердце. Метко и безжалостно. Заставляет меня млеть, таять, как карамель в печи. Рядом с ней я самого себя не узнаю. Шальная девчонка неумолимо зацепила меня и не отпускает.

Через пару дней тренировок в тире вывожу ее в лес, чтобы птиц попугала и по веткам постреляла. Новое увлечение ей по вкусу. Наслаждается, даже просто держа оружие в руке. Моя девочка — хорошая ученица. Заодно меня отвлекает от неутешных мыслей об отце. Не могу смириться с его болезнью. Не хочу. Поднял на уши знакомых братков, чтоб толковых докторов перешерстили. Надеюсь, вытащим старика с того света.

Постреляв, переходим к азам по самообороне. Учу ее избавляться от захвата при нападении. Но эти уроки заканчиваются другим занятием на заднем сиденье машины.

— Не могу я тебя ударить, — дует губки медсестричка, лежа в моих объятиях.

— Однажды ударила, — смеюсь я.